Инна Тронина - О прошлом приказано забыть

– С ручным? – удивился Дмитрий. – Она что, инвалидка?

Он дёрнул шёлковый шнурок, и голубые шторы скрыли веранду. Теперь никто с улицы не мог их видеть. Впрочем, и раньше и Дмитрий, и Феликс ничего здесь не боялись.

– У неё нет правой ноги. В семидесятом Петра Анисимовича, супруга её, утопили в нужнике с широким очком. Его захватили как раз во время забавы с лошадками, отвезли в глухое место и… Руководил всем Обер, которому тогда только двадцать один год был. Самой Валентине удалось скрыться, хотя она сидела рядом с мужем во время экзекуции…

– А кого они казнили, неизвестно? – перебил Дмитрий.

– К сожалению, мои ребята у неё не спросили. Я им укажу на эту оплошность. Всё их внимание было сосредоточено на Рыжем-Обере. Короче, немцы выкрали её позже, уже в Алма-Ате. Валя справляла поминки по мужу в одном из шикарных ресторанов. Разумеется, по тем временем… Её запихнули в машину, связали, куда-то долго везли. Она ещё удивлялась, почему сразу не прикончили – могли ведь. Но, оказалось, ехали к железной дороге, где и кинули на рельсы, прямо под поезд. Машинист среагировал быстро, но Валентина всё равно осталась без ноги. Говорит, что отползти не успела – совсем немного. Был ли там Рыжий, она не поняла. Может, и не было, иначе не позволил бы выкарабкаться…

– А дальше что было?

Стеличек потёр лоб подушечками пальцев. Как всегда, после долгой пьянки, у него заболела голова.

– Вылечилась и стала жить, как прежде. А жила Валентина на широкую ногу. У неё и при «совке» были кухарка, массажистка, косметичка, горничная. Она им только пальчиками щёлкала – даже рот не раскрывала. У супругов Токовых был единственный сын, который погиб в Питере при загадочных обстоятельствах. В конце прошлого года он прибыл сюда с той же целью – покарать Рыжего. И его нашли на пляже близ Ушково – с перерезанным горлом. О связи с Валентиной мы условились. Но пока она сообщает, что Обер у тёщи не появлялся. Приезжали только его жена с дочкой.

– Ладно, Фелек! – Дмитрий хлопнул гостя по плечу, давая понять, что пора расходиться по комнатам. – Пусть она там катается, сколько душе угодно. Но ты сам затаись, иначе погибнешь или людей потеряешь. На маньячку полагаться нельзя – пусть только подстрахует. Пока начнём наблюдать за Каракуртом. Токовая, если будет обнаружена, сойдёт за мстительницу-одиночку. Надо будет нажать на Клавку Масленникову, и через неё подобраться поближе к Каракурту. Он ведь отказался антикварный рояль за неё отдать, чтобы выкупить у меня для женитьбы. А Клавка о себе очень высокого мнения, и никогда ему этого не простит. Кроме того, Каракурт готов с любой бабой улечься, лишь бы она была голубоглазой блондинкой. А у меня таких несколько есть, так что можно выбрать из них агентшу. Если Обер на ту квартиру приедет, я об этом непременно узнаю. Как ты на это смотришь, Фелек?

– Превосходно, – Рольник был искренен. – То, что надо.

– Если повезёт, выйдем на Обера, – ухмыльнулся Дмитрий.

– А ты Клавке доверяешь? – опасливо спросил гость и закусил тонкую губу. – Она явно работает на ментовку, а ты терпишь. Вон, Сергей Пименов с Петром Гардагиным её сразу невзлюбили. Подколодная тварь, говорят. Кинет любого когда угодно…

– Фелек, если бы я не знал об этом! Но я знаю, и использую Клавдию так, как считаю нужным. Стерва, действительно лучше неё никого ещё не встречал. Для траха – то, что надо! Да и хозяйка отличная, не в пример другим «соскам». Ей в глаза посмотришь – и уже готов. Настоящая русалка, только хвоста не хватает…

Стеличек вдруг вскинулся, протянул руку и включил свой «Панасоник» с цветомузыкой.

– Хватит о делах, Фелек, надоело! Давай лучше послушаем классные записи. Тата, ты не спишь? – Он выглянул в коридор. – Иди сюда!

– Не вопи, ребёнка разбудишь…

Татьяна, на сей раз в чёрном бархатном платье, расшитом бисером, появилась на веранде и перехватила восхищённый взгляд Феликса.

– Мить, ты набухался, да? Зачем музыку врубил ночью? Крыша поехала, что ли?

– А кто тут услышит? Слава Богу, не в общем доме живём! – Дмитрий посадил Татьяну себе на колени. – Боженка спит?

– Только что её уложила. Как бы из-за твоего грохота опять не проснулась. Я и не услышу, если заплачет…

– Ничего, Божена перекричит любой рок! – Дмитрий громче включил музыку, и по углам веранды вспыхнули радужные огни. Он расслабленно отбросил зажигалку и притянул к себе супругу. – Потанцуем, Тата?…

– Что ж, Филипп Адольфович, рад вас видеть в добром здравии. – Эрих Эмильевич Эссе, полковник госбезопасности России, по-нынешнему МБР, пожал руку агенту.

Он сел на тяжёлый дубовый стул, украшавший ещё дом почтенных бюргеров – предков Ютты Куртовны Фюхтель. Геннадий Петренко, пробежав худыми нервными пальцами по пуговицам пиджака, последовал его примеру. Прямоугольный старинный стол, занявший половину кухни, был почти пуст. Во время деловых встреч собравшиеся только пили кофе и курили. Поскольку Петренко этой вредной привычки не имел, Готтхильф с Эссе попеременно подходили в вытяжке над плитой.

Кухонька была весёлая, похожая то ли на клумбу, то ли на тропический лес. Казалось, что «бороды» растений свисают прямо с потолка. Кроме того, здесь были и обычные, растущие вверх, цветы с малиновой, лиловой, зелёной и коричневой листвой. Заправляла всем в квартире худенькая подвижная старушка – с седыми буклями по моде прошлых веков, при макияже, в экстравагантном халате, разрисованном драконами. Букетами и попугаями. Была глубокая ночь, и круглые часы на стене показывали без десяти два – то время, когда только и могла произойти подобная встреча.

Фрау Ютта, сразу угадав в одном из гостей соплеменника, не смогла оставаться в стороне и не угостить его должным образом. Она быстро расставила на столе чашечки и блюдца саксонского фарфора, какие-то мелкие предметы. Но трое мужчин не интересовались едой. Им хотелось быстрее начать разговор, который не обещал быть коротким и лёгким.

«Старуха Фюхтель» ещё раз оглядела плоды своего кухонного творчества, поклонилась и исчезла за дверью, волоча за собой хвост халата, словно королева – шлейф. Но улице похолодало после трёх сухих и жарких недель, и потому пожилая дама мёрзла.

– Мои предки жили до революции здесь, в немецкой колонии «Гражданка», – заметил Эссе, чтобы немного разрядить обстановку. – От самого основания, с екатерининских, что ли, времён… К стыду своему, точно не помню. Но я родился, как и вы, в Казахстане. В Акмоле. – Эссе заметил, что глаза Готтхильфа потеплели. – А перед высылкой моя семья пережила несколько погромов. И первый, кстати, не при большевиках, а при царе Николае Втором. После начала империалистической войны немцев сочли врагами. Переименовали даже столицу, а что уж говорить о простых людях? Многим тогда досталось…