Илья Рясной - Убойная фарцовка

– Ну какой он вор? У нас счетовод такой на деревне был, – сказала она. – Безобидный совсем по виду мужичок-то. У него даже те, с телевизора, хотели интервью взять.

Оказалось, что по выходу из подъезда солидного сталинского дома № 103 на проспекте Мира вор был атакован группой московской телепрограммы, которая очень хотела у него узнать, как он относится к результатам последней городской партийной конференции. Вор к конференции не относился никак и шарахнулся от тележурналистов как черт от ладана.

Уланов отправился на телевидение. Там его ждала удача. Несмотря на дефицит пленки, черновой материал остался весь. И вор там получился на загляденье четко, ясно, с особыми приметами. Сделали с экрана фотографии. Потом дело техники – полазили по картотекам и альбомам. И возникла в милицейской сводке запись: «За совершение кражи задержан Герасим Водолазов, 1933 года рождения, уголовная кличка Геракл».

Жил он на самой глухой окраине Москвы, в районе Бибирево. Там его и задержал Уланов в трогательный момент, когда вор пил горькую и беседовал с огромным зеленым, с красным хохолком попугаем какаду.

– Собирайтесь, Герасим Онуфриевич, пора на кичу, – проинформировал Уланов, заходя в квартиру, дверь которой хозяин позабыл запереть.

Тщедушный бородатый Геракл пьяно всхлипнул:

– Чуял, что пора. Не хочу на кичу, начальник…

– А надо.

– Надо. – Геракл опрокинул рюмку.

Эпизод с кражей на проспекте Мира Геракл взял на себя не споря, на первом же допросе. А дальше пошел в отказ – больше ничего нет, не совершал, не крал. Жил честно. Работал после третьей отсидки в котельной.

И упирался он до того времени, пока Уланов не решил однажды послушать аудиокассеты Геракла, которых у того скопилось несколько десятков. Думал, там какая-нибудь зарубежная эстрада. Но тут полезло такое!

Как потом сам Водолазов рассказывал, очень уж его томили в последнее время страх и одиночество. Холодным потом покрывался, когда лазил по квартирам в ежесекундном ожидании провала и милицейской сирены, а потом еще несколько дней не мог прийти в себя. Что характерно, боялся он не задержания, следствия и уж тем более не тюрьмы, которая для него – дом родной. Страх жил как бы сам по себе. И как по заказу появлялся, когда вор шел на дело. А тут еще вечное одиночество – Геракл привык работать без помощников, давно не имел ни друзей, ни постоянных женщин. От этого одиночества купил себе попугая какаду.

– Лучше любого кореша мой Клювик! – всхлипнул Водолазов на допросе. – Так внимательно слушает. И все понимает. И жалеет меня!

В общем, после каждого дела Геракл брал бутылочку беленькой, накатывал себе стакан с верхом и начинал исповедоваться перед попугаем, как ему было тяжело на деле. Мало того – за каким-то лешим он записывал эти исповеди на магнитофон! Зачем – так внятно и сам объяснить не смог. Зато добросовестно прописал на кассеты, помимо своих переживаний, места и время совершения краж.

Когда Уланов завершил исследование этого мемуарного наследия, то насчитал более девяноста эпизодов квартирных краж.

После этого Геракл раскололся на все. Написал длиннющую явку с повинной.

– Одно условие, – вздохнул он, закончив свой нелегкий труд и откладывая в сторону шариковую ручку. Беседа проходила в кабинете Уланова, за дверьми ждал выводной.

– Зачтем как чистосердечное раскаяние, – пообещал оперативник.

– Да не об этом. Клювика не бросайте. Ему и так без меня тяжко.

– Не бросим.

Теперь клетка с Клювиком стояла в самом большом кабинете одиннадцатого отдела МУРа. Попавшую в дурную компанию птицу теперь кормили и социально реабилитировали сотрудники.

– Только вы с ним секретами не делитесь, – предупредил замначальника отдела Маслов в тот знаменательный день, когда принес клетку в кабинет.

– Думаете, заложит? – осведомился оперативник.

– Обязательно, – заверил Маслов…

После чистосердечного раскаяния показания Герасима ежедневно отрабатывали с его участием выездами на места преступлений.

По правилам конвоировать арестованных должны сотрудники специальной конвойной службы, но на каждый выезд их не наберешься. Поэтому возили Геракла на места оперативники на видавшем виды «ВАЗ-2105» защитного зеленого цвета, принадлежавшего одиннадцатому отделу МУРа.

Обычно Уланов брал с собой кого-то из оперативников. Но сегодня с ним изволил проехаться подполковник Маслов, поскольку арестованный должен был дать расклад по краже из квартиры важной шишки – начальника одного из управлений Министерства внешней торговли.

Квартиру внешторговца Геракл указал сразу. А следующий адрес по краже, не проходившей в сводках, но которую сам Водолазов отлично помнил, искали часа три. Когда уже отчаялись, Геракл ткнул пальцем в сторону дома:

– Вон! А на том заборе еще матерное слово было написано.

Хозяйка квартиры сильно удивилась, увидев компанию из оперативников угрозыска, вора и понятых. Подтвердила факт кражи и пояснила, что местные сотрудники милиции уломали ее не портить им статистику, потому что все равно воров не найти. В общем, обычное дело.

В результате провозились до позднего вечера, только что сдали задержанного в ИВС. И теперь Уланов пытался перевести дух в пустом кабинете.

Дверь распахнулась, и весь дверной проем заняла огромная медвежья фигура замначальника отдела Маслова.

– Первый час ночи. Ты домой собираешься, трудоголик? – поинтересовался он.

– Да уж пора бы.

– Бери Сашу с его бронетранспортером. Он тебя до дома довезет. Завтра после трех подходи, отоспись.

– Спасибо, Владимир Валерьевич.

– Ну, бывай, не кашляй.

Маслов исчез.

Уланов опечатал своей печатью сейф. Запер и опечатал кабинет. И отправился на третий этаж, где в большом кабинете его ждал Сашок, он же сержант Александр Куницын. Водитель тоже утомился, поскольку весь день возил жулика, понятых и оперов по местам подвигов Геракла.

– Поехали, подбросишь меня до дома, – сказал Уланов.

– Запросто, – кивнул безотказный Сашок…

Дома сын Никитка уже давно спал без задних ног после богатого на события бесконечного дня девятилетнего ребенка. Жена, как всегда, ждала не смыкая глаз.

– По девкам хоть ходил? – спросила Катя.

– По работе, – возмутился Уланов.

– Лучше бы по девкам.

– Почему?

– Тогда у тебя на семью хоть немного времени оставалось бы. А так ты весь принадлежишь этой своей работе. Без остатка.

– И вечный бой, покой нам только снится.

Катя поцеловала его, прижалась крепко.

– Я же все понимаю… Образцовая милицейская жена. Молчу и только киваю…

– Зато я завтра отсыпаюсь всласть. – Уланов зевнул…

Отоспаться ему дали ровно до полдесятого. В гости заглянул Маслов собственной персоной.