Андрей Посняков - Крест и порох

– Матвей… – многозначительно произнес десятник.

Серьга достал из фитильницы дымящийся шнур, встал к фальконету. Остальные казаки с мрачными лицами приготовили пищали.

Беглецы миновали стену, побежали дальше вдоль моря, теперь открытые справа нападению. И оно не замедлило начаться: какие-то тени с топотом двинулись в тумане в направлении людей.

– Огонь!

Жахнул фальконет, часто и быстро грохотнули пищали. Оглушенная Митаюки зажала уши ладонями, казаки же кинулись перезаряжать оружие, и как только успели – тут же снова выстрелили вдоль берега неведомо куда. И добились своего: тени отвернули от беглецов и навалились на башню, в считаных шагах от острога обратившись в троерога и двух головников.

Не замедляя шага, словно ничего не видя перед собой, ящеры один за другим врезались в бревна сруба – защитники покатились по полу, а один из казаков даже провалился в люк. А звери отступили для нового разбега.

– Все, бежим! – разрешил Силантий.

Ратники, бросая пищали и расхватывая копья, один за другим попрыгали вниз. Митаюки тоже не заставила себя ждать.

На полпути башня содрогнулась от новых таранных ударов, бревна разошлись, внутрь хлынул яркий свет.

– Ухтымка, ты здесь? – изумленно воскликнул кто-то внизу. – Мужики, хватайте его, тащите!

– О-о, проклятье!

– Беги, не останавливайся! Бог не выдаст, свинья не съест!

Выбежав во двор одной из последних, Митаюки увидела, что звери уже вовсю хозяйничают во дворе, раскидывая рогами и бивнями венцы атаманского дома, опрокидывая набок островерхую церковь. Страх чуть отпустил, когда она поняла, что все напущенные на острог твари – травоядные. Не столько злобные и клыкастые, сколько сильные и толстокожие. Они дрались не сами – подчинялись воле сильных шаманов.

Казаки промчались под самой стеной до прохода к морю, волоча за собой стенающего раненого. Тертятко-нэ, кажется, бежала с ними. На полпути беглецов заметил старый бледнокожий трупоед, распахнул зубастую пасть, побежал за легкой добычей…

– Табекось хая тюкод!!! – наотмашь хлестнула его заклинанием шаманка, заставив в недоумении остановиться.

Заминки людям хватило как раз, чтобы вылететь за двери. Зверь, очнувшись, сунулся было следом, просунул голову – но его жирное тело в проход уже не пролезло, застряло.

– Не отставай! – оглянулся Силантий.

Матвей же просто замедлил шаг и пропустил девушку вперед, настороженно водя носом по сторонам и целясь острием копья в невидимого врага.

Короткая пробежка – и они утонули в тумане, словно растворились в белизне, не видя ничего дальше десяти саженей и, хотелось верить, сами невидимые никому.

– Надеюсь, оторвались, – выразил вслух общую надежду Кудеяр. – Куда мы теперь?

– Вдоль берега, пока своих не нагоним, – ответил ему Силантий.

Около часа беглецы двигались спокойно, никем не потревоженные, и даже начали немного успокаиваться. Однако внезапно на их пути оказалось несколько мертвых туш. Окровавленные черно-коричневые пернатые твари были размером с лошадь, имели по две ноги с длинными когтями, коротенькие, рыхло опушенные крылышки и вытянутую зубастую пасть.

– Это еще что за курица-переросток? – присев рядом с одной зверюгой, спросил Матвей. – Рана чистая, прямая и глубокая. Похоже, копьем били.

– Волчатники, – ответила Митаюки-нэ. – Самые страшные звери наших лесов. Умные и всегда голодные. Они куда хуже троерогов и трупоедов. Те сами не нападут, их гнать надобно. Эти же по своей охоте преследовать и убивать станут.

– Проклятье! – выпрямился казак.

– Они впереди, за ватагой по следу идут, – сказал Силантий. – Нам их опасаться незачем. Пошли.

Еще через час путники наткнулись на следы новой схватки: несколько обглоданных начисто скелетов, разбросанные перья, клочья кожи. И, увы, меж тушами волчатников лежал человеческий скелет.

– Загоном идут, – сообщила юная шаманка. – Гонят дичь, пока та от усталости не упадет. Когда добыча останавливается, волчатники полагают ее выдохшейся и накидываются.

Казаки не ответили, лишь ускорили шаг.

Через пару верст на пути попался еще скелет. Кто-то из раненых, похоже, не выдержал долгого быстрого перехода.

А потом, словно по мановению руки, туман оборвался, впереди открылся лысый берег, поросший лишь кустами и осокой. Слева тянулось море с белой полоской у горизонта, справа – что-то похожее на степь, тоже лишь у самого горизонта опушенную древесными кронами. Впереди, в паре верст, можно было разглядеть отступающую ватагу, за которой на почтительном расстоянии вышагивали длинноносые волчатники, время от времени расправляющие свои куцые крылышки и что-то громогласно кудахтающие.

– Точно, курицы! – подтвердил свое мнение Серьга.

– Не отпускают… – Силантий Андреев указал на небо, в котором на почтительном удалении кружили три оседланных дракона.

Ватага, видимо, заметив отставших товарищей, остановилась. «Курицы» немедленно и всей стаей ринулись на добычу. После короткой яростной схватки несколько туш упали на пляж, а ватага продолжила свой путь. Волчатники, словно забыв о них, устроили пиршество, быстро растерзав своих сотоварищей, и еще до подхода десятка Силантия продолжили погоню.

– Главное не останавливаться, – еще раз повторила Митаюки. – Пока идешь, не тронут.

– Река, – кратко ответил Андреев.

– Ты о чем, дядя Силантий? – не понял Кудеяр.

– Дозор мы вдоль берега отправляли. Через несколько верст река большая будет. Вестимо, там нас всех и сожрут.

– Немного совсем куриц-то, дядя! С полсотни всего. Отобьемся.

– В лесах здешних, мыслю, их несчитанно набрать можно. Этих побьем – колдуны крылатые новых нагонят.

– Выходит, на погибель идем? – Ручеек с надеждой оглянулся на Митаюки.

– Они не любят холода, – ответила юная шаманка. – Засыпают. Здесь уже зябко. Коли до льдов доберемся, туда даже самые сильные шаманы волчатников загнать не смогут.

– А-а-а… – приободрился молодой казак.

– Вон и река уже видна, – прищурился десятник. – Камыши по всему устью стоят. Скоро упремся…

Первой на берег реки, конечно же, вышла ватага. Поняв, что пути дальше нет, казаки развернулись, в два ряда встали плечом к плечу, спрятав раненых и женщин за спины и выставив вперед копья, словно для отражения крылатой польской конницы. Огромные курицы, растопырив крылья, ринулись вперед, напоролись на пики и отхлынули, потеряв нескольких. Чуть помедлили, подкрались осторожнее, принялись жрать погибших.

Шляхтичи, надо признать, до такого никогда не опускались.

– Если строй прорвут, – мрачно предсказал десятник, – сожрут всех. За спину заскочат, слабых загрызут сразу, а клочья строя опосля по частям задавят.