Андрей Посняков - Крест и порох

– Дурная голова костям покоя не дает! – зло ответил десятник. – Сказывали тебе токмо о траве и цветах помышлять? Не смог? Ну так вот, чтоб теперича у тебя по два перелома на каждой кости оказалось, пустобрех! Коли через разум не доходит, может, хоть через увечья чуточку ума наберешься. Коли до седых волос дожить хочешь, то делать надобно, что старшие приказывают и когда приказывают, а не умишком своим скудным хвастаться!

– Ой, дядя Силантий… Токмо не сейчас поучай, десятник. Дай хоть маненько оклематься.

– Не будет тебе никакого отдыха, трепло базарное! – отвесил пареньку полновесную затрещину Андреев. – А ну, лодку и припасы искать отправляйся! Бегом пошел, пустобрех!

И вдогонку дал молодому казаку крепкого пинка.

Впрочем, найти свое добро никакого труда не составило. Все валялось окрест в орешнике: копья, топоры, корзина из-под мяса и борта челнока – от удара долбленка разломилась точнехонько по килю, и теперь коренное бревно лежало отдельно, а нашитые доски – отдельно. Причем часть досок тоже была поломана.

– Ну, все, попали! – выдохнул десятник. – Хрен мы теперь отсюда выберемся. Не пешком же через заросли идти?

Он осмотрел бесчувственных товарищей. Оба дышали, и оба, на диво, оказались целыми – ни единого перелома! Похоже, густые ветки кустарника смягчили падение. Да и высота была небольшой. Колдун знал, что делал, – ударил дозорных так, чтобы оглушить, но не убить и не искалечить. Если бы не малолетний шаман, оказавшийся нечувствительным к его чарам, – брести бы им сейчас связанными в полон, только на милость подлых язычников и надеясь… Где, кстати, мальчишка?

– Где остяк, Ухтымка?! – окликнул молодого казака десятник.

– Не ведаю. – Тот попытался пожать плечами, но вскрикнул от боли.

– Я здесь, старший, да-а! – отозвался из ближних зарослей остяк. – Поди сюда!

– Вот еще, к каждому мальчонке бегать, – недовольно буркнул себе под нос Силантий. Почесал в затылке и… пошел на зов.

Оказалось – не зря. Малолетний шаман обнаружил логово колдовского дозорного. Несколько рябин с переплетенными ветвями, поверх которых была брошена огромная шкура, местами протершаяся до дыр. Под шкурой между деревьями лениво покачивались три гамака, стоял вместительный кувшин, к одному из стволов был прислонен лук, короткое копье.

Маюни потрогал гамак, оглянулся:

– Этот тоже грязный, старший. Вестимо, токмо один в засаде сидел. На троих место, а одного послали. Не боятся, похоже, да-а…

– Для порядку послали, – согласился, осматриваясь, Силантий. – Коли есть место для стражи, пустовать не должно, пусть даже время и мирное. Однако очага не вижу. Где еду себе караульные готовили?

– Здесь оно, да-а… – Присев возле кувшина, мальчик наклонил его к себе, приложился губами к краю, сделал несколько глотков.

– Суп какой, что ли? – Десятник по примеру остяка присел перед вместительной емкостью, глотнул через край. – Кисель! Густой, однако… Мыслю, вправду сытный. Нечто они на одном киселе все дежурство сидят? Маюни? – Силантий, распрямляясь, сплюнул: – Ну вот, опять пропал!

Потерев шею, десятник вернулся к месту своего падения. С помощью Ухтымки отволок бесчувственные тела в обнаруженное логово, уложил в гамаки. Перенес под дикарский навес вещи.

– Старший, сюда поди! – позвал его вернувшийся остяк. – Что покажу, да-а…

– За увечными следи! – сурово приказал Ухтымке Силантий. – Дикарь-язычник тебя, казака, толковей выходит.

Вслед за остяком десятник прошел по узкой тропинке, протоптанной через кустарник, и через четверть часа оказался на берегу мелкого и узкого ручейка, струящегося по желтому песку. Мальчишка уже сидел здесь на корточках, полоща ладони в прозрачной воде. Серебристые мальки вились вокруг пальцев, что-то суетливо склевывая.

– Чего звал, малой? – поинтересовался Андреев.

– Туда посмотри, – указал вниз по течению Маюни. – Ветки над водой видишь? Паутина, грязь, листья сухие, да-а…

– И че?

– А там чистые ветки, – показал в другую сторону остяк. – Грязь обтрушена, ветки чистые. Выходит, шевелили их, отодвигали, да-а… Оттуда, стало быть, сир-тя сторожить приходят.

– Не с большой реки, а с верховьев ручья малого, получается, караул ставят, – сообразил Силантий и вытянул саблю. – Ну, пошли, глянем…

Он шагнул в воду, первым двинулся по руслу, пригибаясь и осторожно раздвигая перед собой ветки. Однако сабля не понадобилась. Всего через полста саженей заросли впереди посветлели, и перед лазутчиками раскрылось просторное озеро. Противоположный берег терялся в слабой дымке парящего озера, но даже через нее Силантию удалось различить там несколько огромных строений, напоминающих холмы, – но вместо зеленой травы покрытых коричневыми шкурами. Десятник усомнился бы в своей дальнозоркости, однако над холмами и по сторонам к небу поднимались рыхлые белесые дымки. В здешних жарких землях протапливать дома было ни к чему – а значит, дым мог идти только от очагов, в которых готовилась пища. Крупные дымы – большие котлы. Много очагов – стало быть, кормить стряпухи собирались не десяток сорванцов, а сотни голодных ртов. Здесь, на спрятавшемся в чащобе озере, стояла не деревенька. Это был город, большой и богатый.

– И даже без простенькой крепостной стены… – уже вслух пробормотал десятник.

– На что сир-тя стены? Они чарами своими обороняются, да-а… – ответил остяк и толкнул казака в бок: – Туда смотри, старшой!

Силантий повернул голову и увидел небольшой челнок, затянутый в высокую траву возле истока ручья. Лодочка была крохотной, на пару человек с припасом. Но если потесниться и шибко не раскачиваться – то и под весом пяти людей, пожалуй, воду черпать не будет.

– На воду стаскиваем и уходим… – шепотом приказал десятник, убирая в ножны клинок.

Вдвоем они стянули челнок в ручей, провели его, легонький, по воде к началу тропы, после чего десятник отправил остяка сплавляться дальше по течению, а сам двинулся к помятым сотоварищам.

К счастью, и Кудеяр и Серьга успели прийти в себя – на себе тащить не понадобилось.

– Не троньте ничего! – сразу предупредил Силантий, указывая на кувшин и лук с копьем. – Коли вещи на месте, то и пропажа дозорного особой тревоги не вызовет. Средь чудовищ, в сем мире обитающих, сгинувший с лодкой воин, мыслю, дело не редкое. Тело на глубину оттащим, остальное раки и сомы сделают. Обломки посудины нашей туда же скинем, течение унесет… Мы свое поручение сполнили, можно возвертаться.

Семь десятков казаков, терпеливо работающих от рассвета до заката, способны на очень многое. За одиннадцать дней, пока дозорные были в пути, башни острога оказались не только достроены доверху, но и соединены частоколом высотой в три человеческих роста. На верхних боевых площадках всех башен теперь стояли караульные, а свободные от службы казаки строили во дворе навесы и пришивали настил вдоль верхнего края стены – чтобы при беде можно было подняться туда и оборонять частокол, а не просто надеяться на его высоту и прочность.