Ирина Ярич - Повесть о Средиводье

Признаюсь, возражать трудно, она права. Отец промолчал, да и я тоже.

Вместе с нами ехали от крестьян нашего поселения: Ангур, сын Анугра, которые выращивали вкусный горох и Ивел, сын Брюля – среди их овец водились с нежной и длинной шерстью и её быстро раскупали ткачихи и вязальщицы. Ангур и Ивел моложе моего отца, но уже имеют свои семьи, у каждого по двое детей. У Ивела девочки, ещё малышки. У Ангура два сына, малые подростки. Даже на беглый взгляд видно было, что никто из крестьян ехать не хотел. Но пришлось и кому – решил жребий – вытянули чёрную горошину из суммы, наполненной горохом. Конечно, же не обошлось без ушкуйников, в нашем поселении их немало. Эти наоборот, все хотели ехать, но можно было лишь двоим и снова пришлось решать жребию, снова тянули чёрную горошину. С ликующим возгласом показал на ладони желанный выбор Хантур – ушкуйник – молодой вдовый и бездетный, его жена умерла во время родов, не выжил и ребёнок и в последнее время стал я замечать, что поглядывает на Лиую с бòльшим интересом, чем мне хотелось бы, уверен, что и ей тоже. Его отец – Шантур – глава короба, одного из сторожевых судов. Второй ушкуйник немного моложе Хантура ̶ несколько месяцев назад женился и его молодая жена ждёт ребёнка ̶ Сабат, сын Мулока, который вскоре после собрания отправился с другими ушкуйниками к побережью, всем понятно для чего…

Наш вместительный ушкуй направился в сторону захода Сияющей, как только она взошла. До этого мы с отцом встали ещё затемно, поели на дорожку и, с приготовленными ещё с вечера матерью и сестрой, котомками и заплечными мешочками пришли на площадь поселения, где встретились с остальными, потом на возу, запряжённым тройкой волов, по волу от каждого сословия поехали к пристани.

По мере того, как на горизонте Сияющая выползала из толщи морской воды, ушкуй продвигался из Бурой бухты в Голубой залив. Бурой назвали не столько из-за бурых водорослей, кустисто росших на небольшой глубине, сколько за цвет дна, вернее бурого песка. Даже в прохладный и ясный день, когда над бухтой нависало яркое сине-голубоватое небо, прозрачная вода казалась бурого цвета. Зато дальше глубина резко увеличивалась бухта переходит в более широкий залив, где стайками плавают несъедобные для людей мелкие рыбёшки с голубоватыми бочками. В ясные утренние часы залив особенно хорош: снизу просвечивают голубоватые пятнышки, где частые, где пореже, а гребни волн сверкают розово-золотистыми оттенками. Прибрежные коричневые камни и скальные выступы отливают красно-пурпурными оттенками. В то же время на горизонте слева, возвышаясь полупрозрачным лежачим великаном, похожим на сизую дымку миража раскинулся дальний от нас полуостров Утиный, к которому мы держим путь.

Отец мне глазами показал назад, говоря: «видать из города За холмами свой ушкуй отправили». Я обернулся, из бухты в залив выходил ушкуй покрупнее нашего, набитый народом. «О, невтерпёж…», – многозначительно прошептал отец. Опять я посмотрел назад и снова из бухты вышли уже два ушкуя, но меньшего размера, один почти сразу завернул направо, другой последовал прямо. «Не ужель к альбиносам и независимым?..», – подумал я и взглянул на отца, тот лишь вздохнул.

Мы шли мимо разных береговых выступов: каменных или заросших кустарником и низкорослыми деревьями, а также различных углублений в скалах, выбитых не только яростными волнами во время ураганов, но и рыбаками, чтобы укрываться от дождя и бурь.

Сизая дымка лежащего великана впереди становилась всё явственнее и чётче, заполняя собой весь горизонт, но наш ушкуй повернул вправо и пошёл вдоль его туловища к оконечности, к мысу Утиный клюв.

Здесь на пристани нас ждало пополнение. Двенадцать человек пёстрой струей: зелено-желто-красной перелились по мелким ступеням качающейся складной лестницы к нам на ушкуй. В это же время мимо мыса проплыл большой ушкуй, на борту которого красными буквами выведено За холмами. Теперь уже мы пошли позади него, держа курс почти прямо на юг по проливу Птичий.

После того, как мыс скрылся за горизонтом – вокруг, куда ни посмотри – простиралась только вода, а если вспомнить, что под нами глубина в несколько человеческих ростов, то совсем становится не по себе. Может вся эта колышущаяся вода и неописуемо красива, но это тогда, когда не боишься и подобное плавание становится привычным. Я же оказался впервые на таком расстоянии от берега. Прямо скажу, жутко стало. Благо погода маловетреная, на небе крохотные полупрозрачные облачка. Ушкуйники то гребут, то направляют ветрила. Но кажется, что мы никуда и не плывём, а так качаемся, как щепка в лохани… Я широко расставил ноги, а руками крепко держался за какой-то канат, что тянулся от одного из ветрил к какому-то столбу, потом ещё куда-то.

Нет, надо признать, что не смотря ни на что, всё же красиво вокруг. Я смотрю на мелкие волны, бесконечно рождающиеся и на водную рябь, бесконечно убегающую куда-то и… успокоился, если не совсем, то в какой-то мере, потому что стал способен думать не только о себе. Вспомнил, как отец чувствует себя? Он тоже никогда не уходил так далеко от берега, а другие, наши крестьяне, те вообще не ходили дальше бухты! Отец стоит, как вкопанный с побелевшем до зеленоватого оттенка лицом, хотя ещё Зелёнка не взошла. Не лучше выглядели и другие, практически все, кто в жёлтых и зелёных одеждах. Лишь ушкуйникам всё нипочём, они посмеиваются над нами, ходят по ушкую как по земле, никакого волнения или, тем более, страха.

Я почувствовал, что отцу нужна поддержка и, забыв свой страх направился к нему, улыбаясь. Похлопал его по плечу, кивнул остальным бедолагам, и сказал: «Скоро должен показаться берег полуострова, который мы будет огибать». Мне отец потом сказал, что я произнёс так спокойно, уверенно и бодро, что ему, как он признался стало стыдно своей боязни, другие тоже, как будто стали держаться менее напряжённо и с интересом оглядываться вокруг, надеясь увидеть берег одними из первых.

Что-то на горизонте протянулось темноватой полосой. Я боялся обмануться, а вдруг это не земля, а скопление дождевых туч… Ушкуй За холмами, что мчался впереди нашего, никуда не сворачивал, продолжал тот же курс. Слева показались ещё два ушкуя, они словно вынырнули из-под воды, такие же небольшие, как и наш и тоже пошли в том же направлении. Фу, я вздохнул свободней и чего боялся? мы же тут не одни, другие тоже туда едут, потом, наверное, ещё прибавятся с южного и восточного побережья Промежуточного, а ещё придут ушкуи с Острова Желанного. О, сколько народа соберётся! Я совсем успокоился, тем более тёмная полоса уже стала видна значительно лучше – берег – без сомнения.

Земля на горизонте росла и удлинялась, заполняя собой его весь. Я вспомнил «свою» карту, да это же Правое крыло – полуостров на юго-востоке острова Птица. Он такой длинный, что, наверное, мог бы поместиться в проливе Птичий, соединив Промежуточный с Птицей. Ещё я вспомнил как на карте альбиносов видел лежбища живородящих морских животных, почти всё северо-восточное побережье этого полуострова в серо-бурых пятнах, их там видимо-невидимо. Скоро, недели через две начнётся сезон охоты на них, тогда их поубавится, зато у кого-то хватит мяса до конца весны, а шкур на выделку для одежды и обуви. И, конечно, в первую очередь, наживутся ушкуйники. Ну, да ладно, ведь если их не отлавливать они истребят всю рыбу в прибрежных водах и сами помрут от голода.