Ирина Ярич - Повесть о Средиводье

Зелёнка уже сверху, буквально над нашими макушками и кронами деревьев по-прежнему окатывает округу зеленоватым светом, к ней поднялась Голубика, прибавляя голубоватый отсвет, и в лесу стало светлее. А лес оказывается состоял из двух частей. В той, что находилась вереница прощающихся деревья возвышались не часто, потому что между ними в разных местах помещались срубы-домики на высоких пеньках. Другая часть леса намного темнее, потому что гуще и на многих деревьях, словно огромные плоды свисали продолговатые и, можно сказать более-менее узкие мешки. Этот лес – место упокоения простых ушкуйников, крестьян и ремесленников города Сухая кочка. Каждое высокое дерево вмещало на крепких сучьях и ветвях усопших. Простой люд после смерти зашивают в коровьи шкуры и вешают на достаточно надёжную ветку молодого дерева. По мере роста дерева, покойники поднимаются выше к Духу Древнего Дракона. Так, что деревья, которым перевалило уже лет за шестьдесят и больше самые высокие и ветвистые, следовательно, на их ветвях повисли уже по несколько умерших. Обычно на одном дереве размещают родственников пока хватает место и крепких ветвей. Получается, что на самых верхушках, те, которые умерли раньше других родных.

II

Откуда то взялись повозки, там разместились: мать, вдова, сын и другие родственники покойного правителя, не забыли и распорядителя. Остальные отправились опять пешком.

К городу подходили в голубоватом полумраке, Зелёнка уже скрылась за горизонтом, а до восхода Сияющей оставалось ещё далеко. Глаза слипались, ноги заплетались. Я готов был лечь куда угодно, лучше, конечно на чистую траву. Толпа разбилась по своим городам и поселениям и тут обнаружилось, что ни Ватаса, ни ушкуйников нет. Ну и ладно, мне было всё равно.

Между вернувшимися сновали возницы, предлагая довести до пристани. Местные пользовались возможностью подзаработать. В желающих уехать недостатка не наблюдалось. И вскоре прощальная вереница истончилась, пока на городской площади не осталось никого, не считая тех, кто направился навестить своих родственников, живших в Сухой кочке или в окрестных поселениях.

Представляя, как растянусь на ушкуе и как волны будут убаюкивать, я чуть не улыбался предстоящей скорой возможности выспаться. Вот и бухта… Мы огляделись, выискивая, где приткнулся наш ушкуй. Что-то не то… А, люди радостно спешили по лесенкам на свои ушкуи, весело размещались, но мы не могли понять, где же наш. Обежали всю пристань, весь берег, который кстати казался иным, чем прошлым днём… Ну, так и есть. Возница привёз нас в другую бухту, догадались мы. И побежали искать, кто бы отвёз туда. Ушкуйник в залатанной рубахе, что нас привёз ещё не уехал, копался в своей повозке. Мы обрадовались и накинулись на него, но пришлось снова заплатить. Возница, высказывая сожаления, перекладывал вину на нас, что, мол, не смогли объяснить, куда надо ехать. Мы не спорили, лишь бы довёз.

И вот, наконец, бухта… пустая. Ни одного ушкуя!.. Как же нам быть?.. Озадаченные мы тупо смотрели на набегающие маленькие волны, что облизывали каменистый берег.

– Может, ещё куда отвезти? Решайте, пока я не уехал, а то уж охота вернуться домой, – услышали мы голос возницы-ушкуйника.

«Уехали без нас!» – нашему возмущению не было предела. Что делать? Как добраться обратно и на чём?

Вспомнилась карта. Если пересечь остров там, где у Птицы «шея», то окажешься напротив Промежуточного! Остаётся только пересечь пролив, может повезёт нанять лодку рыбаков, а там и пешком дойдём. И не надо будет так долго плыть вдоль Птицы, огибая её полуострова и мысы!

– Сколько возьмёшь, – обратился я к вознице, – чтобы довести нас до пролива Птичий?

– Что ты надумал? – спросил отец. Крестьяне в недоумении воззрились на меня.

Пока возница подсчитывал, сколько на нас заработать, я отцу напомнил про карту и как можно ещё добраться.

– Что остаётся? Давай попробуем, но рассказывать им, – прошептал отец и повернул голову в сторону наших односельчан, – не будем.

Я кивнул, соглашаясь.

Возница запросил по восьмёрке 12 12 восьмёрка – более крупная денежная единица Средиводья из меди, имела форму плоского восьмиугольника, равна 8 треуглам (треугольникам). с каждого. Конечно, дороговато, но и путь не близкий. Мы согласились и разместились на повозке, надеясь на благополучный исход.

Хотелось спасть, есть и пить. Ну, что же в повозке можно и подремать.

– Если хотите пить, отведайте заброда, нашего застоявшегося плодового сока, – предложил возница и, когда мы на него молча посмотрели, добавил, – считайте его приложением к оплаченной поездке.

Мы с удовольствием попили слегка хмельной напиток и не заметили, как заснули. Проснулись уже на берегу, на утоптанной траве. Сияющая уже во всю освещала округу: песчано-бурый прибрежный песок и воды пролива, которые тянулись до горизонта.

Оглядываясь, мы увидели недалеко от берега небольшую лодку, из неё рыбак в зелёной одежде закидывал сеть в воду. В другой стороне лодка, как будто побольше подплывала к берегу, в ней двое в жёлтых одеждах осторожно гребли. Я быстро побежал к ним. Пока я подбегал, нос их лодки уткнулся в песок.

– Прошу вас, перевезите через пролив, нас четверо! Мы заплатим, – взмолился я. За мной подбежали отец и крестьяне.

Рыбаки оглядели нас, молча переглянулись и тот, что постарше спросил:

– К родственникам?

Я замешкался, почему-то мне показался странным вопрос, но было не до того. Ответил «да», остальные тоже закивали.

Рыбаки согласились. Опять пришлось заплатить по восьмёрке на каждого, да ещё на три треугла купили рыбу. Так, что им и выгружать не пришлось свой улов.

Пока отец и крестьяне размещались в лодке, я сбегал в прибрежный кустарник, наломал старых и засыхающих веток. Вскочил в лодку, когда один из рыбаков уже отталкивал её из песка. Отец достал металлическую складную пластину, которую всегда носил с собой, когда приходилось уезжать из поселения, положил её на дно лодки. Крестьяне, достав складные ножи принялись чистить рыбу. На пластину я положил несколько разломанных на мелкие куски веток и поджёг. Пока костерок разгорался, я заточил с одного конца четыре длинных и самых толстых ветки. Проткнул им каждую рыбину, и мы вчетвером стали держать рыбу над костерком. Рыбаки гребли и наблюдали за нами, усмехаясь.

– Мы со вчерашнего дня ничего не ели, – сказал отец, – поэтому огромная благодарность вам, можно сказать спасаете нас от голода и от вынужденного сидения на Птице.

Ремесленники-рыбаки в ответ молча кивали. Конечно, такая неразговорчивость несколько удивляла, но нам было не до того. Рыба, поджариваясь источала такой запах, что чуть ли не текли слюнки в прямом смысле. Как только она приготовилась, мы обжигаясь набросились на еду.