Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет

Руку на солнце: начинать беспорядки я не имела и в мыслях. План мой был таков: проникнуть в здание и изложить Кудшайну идею насчет часовой башни. Башня достаточно высока, спланировать с нее он мог бы довольно далеко, а меня унести на себе, или же, если опасается растяжения крыльев, оставить внутри и уехать в авто с лордом Гленли. Против ожидания я вовсе не возражала. Но вместо этого наступила на юбку, замешкалась, была схвачена, а после некая рыцарственная душа из Общества Дружбы решила, что не может спокойно стоять и смотреть, как беспомощная юная леди вот-вот встретит конец свой под грудой врагов, и… да, тут ситуация несколько вышла из-под контроля.

Но благодаря этому я, по крайней мере, смогла выбраться из общей свалки, утратив при сем изрядную толику юбки, и кое-как доплестись до дверей, в тот же миг распахнувшихся как раз настолько, чтоб пара когтистых рук, потянувшись навстречу, успела втащить меня внутрь.

Разумеется, это был Кудшайн. Едва утвердившись на ногах, я крепко обняла его и сказала:

– Хвала солнцу, ты жив и здоров!

На это он, высвободившись из объятий, ответил:

– У тебя нос сломан.

(В скобках замечу: да, нос действительно чуточку пострадал, но не волнуйся: за мной присматривает личный врач лорда Гленли, и, едва опухоль с кровоподтеками спадут, мои брачные перспективы вновь станут как новенькие. Не хуже, чем были. Хотя… куда уж хуже?)

Я робко потянулась к переносице… и все же коснулась ее недостаточно робко. Как, однако, болит перебитый нос! И голос зазвучал гнусаво, будто у меня жуткий насморк:

– Я пришла тебя вытащить.

Кудшайн бросил взгляд мимо меня, на суматоху за небольшим окошком в дверях.

– Вижу… и как же ты предлагаешь этого достичь?

Прежде, чем я успела рассказать ему о крыше, начальник порта принялся, размахивая руками, настаивать на том, чтоб мы немедля покинули здание – хотя здесь, возможно, уместнее сказать «продолжил», так как у меня имеется стойкое ощущение, будто он проделывал все это с первой минуты скандала. Очевидно, настоящего, живого драконианина он в жизни еще не видывал и двухметрового человекоподобного дракона, чьи крылья, хоть и учтиво сложенные за спиной, ежеминутно цепляли скамьи в тесноте зала ожидания, откровенно побаивался. В сравнении с этим появление юной женщины, наполовину эриганки, с обильно кровоточащим носом, пожалуй, могло показаться переменой к лучшему.

Кудшайн ответил на все это в обычной манере – то есть, принял облик весьма воспитанной, однако непоколебимой скалы. Я же, не будучи двухметровым человекоподобным драконом, словно бы в любой момент готовым проглотить человека целиком, вполне могла позволить себе заорать на начальника порта, требуя объяснений, как ему пришло в голову гнать ни в чем не повинного пассажира наружу, в лапы враждебно настроенной толпы. В самый разгар нашей свары снаружи раздались трели свистков и голос, усиленный мегафоном, но то был уже не Холлмэн. К месту скандала явилась полиция.

Отстав от начальника порта, я выглянула за дверь. Полисмены с ходу, не слишком-то разбирая, кто прав, а кто виноват, пустили в дело дубинки. Я тут же очень обрадовалась, что нахожусь в здании: получить трепку два раза за день – это уже чересчур. Молилась только о том, чтобы никто из Общества Дружбы не пострадал, да, пожалуй, шею чуточку вытянула, вглядываясь в толпу и надеясь, что Холлмэну достанется по заслугам.

Таким образом, надобность в прыжках с крыши отпала сама собой, и потому мы просто оставались в здании, пока снаружи не воцарился покой. Разумеется, после полицейские принялись допрашивать и меня, и Кудшайна, и лорда Гленли, и начальника порта, не говоря уж о делегатах от Общества Дружбы, и Холлмэне, и куче других адамистов, и множестве посторонних. В итоге до Стоксли мы добрались гораздо позже того часа, когда нас должен был ожидать ужин.

Как бы там ни было, сам видишь: все это просто случайность. Если б не поломка в машине целигера, ничего бы и не произошло. Однако беда, как говорится, вполне поправима, а я обещаю впредь вести себя тише воды и ниже травы.

Твоя побитая дочь,

Одри.

Ох, как лицо ноет! На какой бок ни повернись, все неудобно. И никакой аспирин не помогает. Стянуть бы из кабинета лорда Гленли чуточку бренди, но кабинет он, уходя, запирает на ключ, а в доме все, кроме меня, спят.

Гранмамá рассказывала о своих приключениях весьма откровенно, но отчего-то у нее всегда получалось так, будто сломанные ребра и тропические лихорадки – сущие пустяки. Случалось ли ей когда-нибудь, не в силах заснуть от боли, лежать вот так же, без сна, и жалеть о собственной опрометчивости?

Теперь-то я понимаю, что прорываться сквозь строй было попросту глупо. В итоге это никакой пользы не принесло, а между тем один из делегатов от Общества Дружбы уже послал за полицией – на том основании, что адамисты, перекрывая проход в здание порта, нарушают общественный порядок. Таким образом, помощь подоспела бы уже через пару минут, независимо от любых моих подвигов, но я думала только о том, что гранмамá на моем месте непременно вышла бы из положения с блеском. Прокралась бы внутрь никем не замеченной, или осрамила бы Холлмэна перед всеми его соратниками, или… даже не знаю – дракона на адамистов бы натравила, в конце концов. Правда, дракона у меня под рукой не случилось – один только Кудшайн, а он слишком учен и культурен, чтобы распугивать толпы фанатиков. Я, судя по неутешительному результату, тоже.

Да и после все пошло не слишком-то гладко. Я ведь даже в лучшем виде – далеко не Лотта, а сломанный нос мне привлекательности в глазах Общества тем более не прибавит. Когда я вышла из здания порта, лорд Гленли накричал на меня, утверждая, будто «полностью контролировал положение» (да ну?), а я, дескать, «попусту подвергла себя опасности». Достойного ответа у меня не нашлось, а после, когда я попыталась представить лорда Кудшайну, он только и сказал: «Ну, по крайней мере, вы здесь», – и с этим двинулся к автомобилю.

А после еще и Кора, воспринимающая всякое нарушение привычного распорядка в штыки… Донельзя расстроенная нашим опозданием к назначенному времени, она в гневе удалилась к себе, а с Кудшайном даже не поздоровалась. Понятия не имею, как она поведет себя назавтра. Могу только надеяться, что успокоится и мы, как ни в чем не бывало, продолжим работу над табличками. Таблички, может, и неподатливы, но хотя бы не внушают ощущения, будто я – круглая дура и во всем виновата.

Тьфу. Совсем я что-то раскисла от боли и невозможности заснуть. Вырвать бы эту страницу и сжечь, но нет. Пойду лучше вниз, попробую занять себя работой.