Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда. Цветы зла

– Альберт, это мой брат. – Сказал Гарет, и господин поклонился Гэбриэлу с тем же вежливым уважением, от которого почему-то зубы заныли, и захотелось ущипнуть его, что ли, или выкинуть что-нибудь нарочито грубое и непристойное. – Мне нужно срочно к отцу, а моему брату нужно привести себя в порядок, переодеться, и кое-чему научиться, чтобы на первых порах не ударить в грязь лицом. Он, как видишь, у меня ещё совсем дикий, хоть и симпатичный, а по части этикета так и вовсе младенец. Жил в глуши, на севере, – он с усмешкой глянул на брата, обиженно насупившегося, – подробностей я ещё не выведал у него, но ты и сам лишних вопросов задавать не будешь, и другим не дашь, я тебя знаю, и потому оставляю его ненадолго в твоих надёжных руках.

– А ты?! – Испугался Гэбриэл, и Гарет дружески встряхнул его:

– Я к отцу, ненадолго. Не бойся, Альберт Ван Хармен не кусается, хоть и выглядит таким устрашающе-идеальным. Он за тобой присмотрит, быстренько натаскает, что необходимо хотя бы на первых порах, слуг пригласит надёжных. Они помогут тебе переодеться, покормят… – Гарет глянул на брата. – И подстригут. У тебя такой вид, словно ты сам себя стриг. Не глядя. – Он отошёл и придирчиво осмотрел Гэбриэла с ног до головы.

– Ты в отца. У тебя и цвет глаз в точности, как у него, и волосы. У меня больше в коричневое отдают, а у вас с отцом чёрные, как смоль. И ты часто говоришь и смотришь в точности, как он. Надо же. – Гарет ласково улыбнулся брату. – С младенчества его не видел, но столько от него взял… Ну, мойся, переодевайся…

– Гарет, это…

– Погоди, младший. Потом. Пора идти, боюсь, что кто-то успеет отца порадовать, надо подсуетиться. – Замер, разглядывая его со странной полуулыбкой…

– Поверить не могу. – Признался тихо. – Мой брат… Живой, настоящий! Ты не вздумай исчезнуть, слышал? Второй раз я этого не вынесу.

Оставшись один на один с безупречным Альбертом, Гэбриэл замкнулся, настороженно поглядывая на него. А тот, игнорируя и его враждебность, и его настороженность, и неловкую паузу, подошёл к двери и приказал кому-то невидимому:

– Мне нужны Ганс, Кевин и Максим. И очень быстро, со всем необходимым. – Вернулся к Гэбриэлу и осмотрел его с задумчивым видом мастера, изучающего сомнительный, но перспективный материал.

– На севере, – сказал спокойно, – раз уж вы решили быть северянином, не повторяют через слово «ЭТО», так говорят южане. И звук «ч» говорят чётко и с нажимом, не «што», как здесь и на юге, а «что». Так же, не добавляют ко многим словам частицу «то», типа, «а холодно-то», «А мы-то», и так далее, северная речь более близка к правильному нордскому. И северяне используют много русских и финских слов. Вам следует либо научиться им, либо придумать другую легенду.

Гэбриэл промолчал, но про себя решил, что ненавидит этого господина всеми фибрами души. За его бесстрастной вежливостью скрывалось такое хладнокровное высокомерие!.. Демонстративно сел в кресло:

– Валяй, у ч и меня, ч ему там надо. Про слова я понял, дальше ч то?

Альберт проигнорировал и демонстративность, и вызов, и принялся «валять».

– Прежде всего, милорд, вам придётся избегать в своей речи слова «.уй» и производных от него. Бранные слова допускаются лишь в обществе сверстников и равных по происхождению, но в присутствии старших, простонародья, слуг и женщин такие слова недопустимы. Так же я вам посоветовал бы избегать слов «жрать», «Срать», и тому подобных, это в обществе высокородных господ недопустимо, хоть вы можете себе их позволить в разговоре с теми из своих друзей, кого это не коробит. В данном замке, кроме вашего брата и его высочества господ, равных вам по происхождению, либо выше вас, нет, но есть рыцари и дамы, с которыми следует соблюдать этикет, или хотя бы, – он одарил Гэбриэла снисходительным взглядом, – известную сдержанность. На скорую руку я вас многому не научу, могу лишь дать совет. При простонародье и слугах вы должны обращаться и к своему отцу, и к брату, и к вашей благородной кузине на «вы» и по титулу, никаких «Эй, Гари», или каких-нибудь домашних прозвищ. К принцу следует обращаться «Ваше высочество», к герцогу – «ваша светлость», милорд или сэр Гарет, так как его светлость – рыцарь, к её сиятельству графине – миледи. От себя могу дать небольшой совет: старайтесь при людях копировать своего брата, больше молчать, и делать то же, что и он. Держитесь вы достойно, пока не открываете рта. А вашей внешностью мы займемся прямо сейчас.

– А к тебе как обращаться? – Нарочито грубо поинтересовался Гэбриэл.

– Можете называть меня Альбертом, как его сиятельство, а вообще-то я дворецкий его светлости. Как вам будет угодно, либо Альберт, либо Ван Хармен, это не принципиально. Я отзовусь и на «эй, ты», как это позволяют себе некоторые из придворных рыцарей, хотя мне это, конечно же, неприятно и сильно роняет их авторитет в моих глазах.

Он так и сказал: не «мой авторитет», а «их авторитет», и Гэбриэл мгновенно его понял, от чего испытал ещё большее желание его уесть – но не словами «эй, ты», а чем-нибудь… ну, важным таким, благородным. Вот только он пока не знал, как. А Альберт продолжал:

– При женском дворе, конечно, будет труднее. Я бы вообще советовал вам в ближайшие дни, пока не научитесь держаться, туда не показываться. Дамы – существа крайне привередливые, склонные к злословию и лишённые милосердия. Первое впечатление, которое вы там произведёте, останется на всю жизнь, как бы вы потом не изменились и какой бы лоск не приобрели. Если всё-таки пойдёте, чтобы быть представленным госпоже графине, как хозяйке дома, будьте очень осторожны, немногословны и во всём слушайте и копируйте своего брата. Теперь прошу вас, пройдите в баню, приведите себя в порядок, а когда вернётесь, я уже приготовлю вашу одежду, и слуги тоже будут здесь со всем необходимым.

Гэбриэл, чуть покраснев, рывком поднялся и «прошёл в баню». С наслаждением помылся. Не сравнить, конечно, с бассейном, но мыло и впрямь пахло изумительно, да и мыльная пена была неожиданно приятной, душистой, мягкой. Гэбриэл с удовольствием пропустил её между пальцами: прикольно, да. Мокрые горячие доски пола, чуть наклонного, по которому вода тут же стекала в отверстие в углу, были такие приятные для босой ноги! Уже чистый, он ещё пару раз намылил мочалку и прошёлся по телу, чтобы вновь испытать удовольствие от мытья и от водопада тёплой воды по всему телу, вытерся – тоже новое для него ощущение, – мягким полотенцем, и вышел в комнату, лишив дара речи трёх слуг, которые не привыкли к тому, чтобы кто-либо выходил к ним в чём мать родила. Один Альберт вновь и бровью не повёл, протянув Гэбриэлу белейшую рубашку из тонкого полотна: