Ирина Лазарева - Сокрытые в веках

– Вот этого нам делать нельзя. Убежище Ургонда и его родителей раскрыто, поэтому нам надо перевезти его в джунгли Борнео, где он и его семья смогут пожить несколько лет, прежде чем перебраться на материк. Позже я вам все объясню.

Рене задумался: пожалуй, парень прав. Контрабандисты не успокоятся, пока не обшарят все горы в поисках ускользнувшей добычи.

– Ты сказал, у него есть родители?

– Да, и они будут ждать нас в самом сердце Борнео.

У Рене было много вопросов, но он решил отложить их до более удобного случая. Разговоры с этим несловоохотливым юношей сбивали его с толку. «О чем он говорит? – думал Рене. – Как это они договорились с родителями Сэнди? Бред какой-то!»

Но, памятуя об обещании Доменга в дальнейшем все объяснить, он решил набраться терпения и не быть навязчивым.

Метта и ее спутники сошли с парома на острове Минданао и немедленно отправились на попутной машине домой к Доменгу. Ургонд совсем притих в своем ящике, где ему пришлось скрываться на время путешествия. К счастью, такие клетки на пароме были не редкостью – филиппинцы везли бойцовых петухов в Замбоангу, так что в дороге никто не заинтересовался содержимым ящика.

Рыбацкий городок, куда направлялись наши герои, находился от порта совсем недалеко. Mиновав несколько бедных построек, маленькую церковь и два-три магазинчика, машина остановилась у дома, окруженного покосившейся изгородью. Едва войдя в мощенный камнем двор, Метта открыла ящик и выпустила Ургонда из его узилища.

К всеобщему удовольствию, малыш немедленно запрыгнул в лохань с водой, стоявшую поблизости, и стал в ней плескаться в точности так, как делают это птицы, часто хлопая крыльями и вздымая тучи брызг.

Из дома к ним уже спешили родные Доменга.

– Фели, Фели, – звал дедушка Итой, ковыляя навстречу внуку, – смотри, кто приехал! Наш Доменг!

Матушка Фели торопливо спускалась с бамбуковой веранды, вытирая передником мгновенно навернувшиеся слезы.

– Доменг, мальчик мой! Ну как же так? – причитала она, целуя сына. – Ничего никому не сказал, не предупредил. Мы бы хоть подготовились. И отца дома нет – уехал на три дня на рынок, рыбу продавать.

Тут из дверей вылетела тринадцатилетняя сестренка Доменга, Маринг, и повисла у него на шее. Рене невольно залюбовался девочкой. Она была очень похожа на брата чистым матовым лицом и такими же непроницаемыми, как беззвездная тропическая ночь, удлиненными глазами.

Доменг попытался представить своих гостей, но, видно, в этом не было никакой необходимости. Гостеприимное семейство радовалось каждому, кто пришел в их дом.

– А это кто? – спросила Маринг, дергая за рубашку Рене и указывая на Ургонда.

Тот уже вылез из своей ванны и теперь топтался у изгорoди, сосредоточенно разглядывая куст жасмина с явным намерением им поживиться. – Он не кусается?

– Нет, нет, – заверил Рене. – Это – Ургонд. Он очень добрый и все понимает.

– Ургонд, иди ко мне, – обрадовалась Маринг и, схватив его так, что передние лапы оказались у нее на плечах, а задние вместе с хвостом свисали до земли, поволокла десятикилограммового красавца в дом, с трудом преодолев ступеньки крыльца.

Рене и Метта весело переглянулись и вошли вслед за ними в чистые комнаты, устланные тростниковыми циновками.

Рене все уже знал о Метте и Ургонде. Доменг сдержал слово и рассказал французу все, что ему было известно о драконах, когда они вдвоем стояли на верхней палубе раскачивающегося парома, глядя на пену и брызги, вылетающие из-под киля.

Сказать, что Рене был поражен, значило бы не сказать ничего, однако человек очень быстро привыкает к тому, что вчера еще казалось невозможным. Теперь же, наоборот, Рене упрекал себя в том, что сам не увидел очевидного, не только, как ученый, но и как человек всесторонне образованный, хорошо знакомый с мифами и легендами о драконах.

Правда, ему не давала покоя загадка удивительной трансформации Метты, и особенно ее длительность, не поддававшаяся никакому научному объяснению; но все же, думал Рене, не надо забывать, что это существа высокоорганизованные, обладающие исключительными свойствами, для человека недосягаемыми даже с помощью техники. Чего только стоит их энергетическая связь с аурой планеты!

Он понимал со всей серьезностью – судьба свела его и Доменга не с чем иным, как с защитными силами Земли, и теперь их долг состоял в том, чтобы всячески опекать юную и неопытную Метту, попавшую в опасный мир людей.

После того, как гости умылись и привели себя в порядок, радушная матушка Фели усадила всех за накрытый стол и принялась потчевать их адобо – национальным филиппинским блюдом из свинины с уксусом, чесноком и перцем. Метта, до сих пор не знавшая вкуса мяса, поковырялась в тарелке, к большому огорчению хозяйки, и переключилась на жареную рыбу – бангуса, которую мгновенно уплела с большим аппетитом.

Дедушка Итой, хитро улыбаясь за спиной Фели, извлек из необъятных буфетных глубин большую бутыль тубы – пальмового вина. Метта, понюхав неизвестную жидкость, в ужасе отшатнулась, тогда как мужчины приложились к рюмке с большим удовольствием. Рене, знатоком вин, сыном виноделов из Шампани, двигал почти профессиональный интерес. Опробовав напиток, он пришел к выводу, что вкус тубы рождает образы моря, солнца и самого дедушки Итоя.

Ургонда тоже покормили и уложили спать здесь же, в комнате, на узком топчане.

Маринг, не сводившая с Метты восторженного взгляда, едва дождалась конца обеда и потащила гостью к себе в комнату показывать свои девичьи сокровища. С тех пор как Доменг начал работать в туристическом бизнесе, дела семьи заметно поправились: дом подремонтировали, обновили крышу, купили телевизор и подержанную автомашину, на которой отец возил рыбу на продажу в Замбоангу. Даже у дедушки Итоя была теперь своя большая моторная лодка, с которой он без конца возился, подкрашивал, смолил и конопатил. У Маринг тоже прибавилось нарядов и безделушек.

Метта, будучи ненамного старше этой приветливой девчушки, принялась с увлечением украшать себя бусами, платками и заколками, впервые с удивлением разглядывая свое отражение в зеркале и не подозревая, как она хороша. Лицо ее притягивало взгляд – оно было необычайно интересно той очаровательной неправильностью черт, которая делает некоторых женщин намного привлекательнее самых классических красавиц. Несмотря на высокий рост, в ней угадывалась угловатость подростка, в то же время движения ее были полны плавной грации и силы.

Недаром Доменг не мог оторвать от нее глаз, да и Рене, как истинный француз, по достоинству оценил ее внешность, впрочем, и здесь пытаясь все подвести под научную основу. Он был твердо уверен – и никто не смог бы его переубедить, – что женское лицо лишь тогда по-настоящему красиво, когда на нем лежит печать доброты и интеллекта, а поскольку Метта сочетала в себе чистоту и щедрость самой природы с мудростью дракона, то вполне закономерно, считал Рене, что она приобрела столь неотразимую человеческую внешность.