Ирина Лазарева - Сокрытые в веках

Наутро все собрались вокруг Маруфа, чтобы услышать его рассказ о нападении. Он подробно описал великана и битву в пещере.

– Ты рассказываешь нечто невероятное, – сказал Рене, – что это за чудище из преисподней? Может, из-за ранений он показался тебе больше, чем был на самом деле?

Мари сказала:

– Судя по твоим словам, это какой-то маньяк-убийца. Он ненавидит людей, а из этого следует, что нам всем угрожает опасность. Боже, – воскликнула она, пораженная страшной догадкой, – ведь он сам принес тебя сюда! Больше некому. Значит, он давно знает, что мы здесь.

– Слушай, Доменг, – вспомнил Андрей, – не то ли это привидение, что ты видел вечером, перед грозой?

– Точно! – вскрикнул Доменг. – Это оно и есть. А вы говорили – померещилось. Хорошо, что этот душегуб нас тогда всех не удавил.

Метта встревожилась:

– Мне надо посоветоваться с отцом. Я отлучусь на короткое время. Не хочу оставлять вас надолго одних.

Перед уходом она попросила сменить повязки Маруфу и, едва касаясь легкими ногами земли, понеслась через лес к морю.

Мари и Доменг взялись исполнять ее поручение. Маруф переносил мучительные процедуры без малейших жалоб, но стиснув зубы и кривясь от боли.

Доменг решил его развлечь:

– Мари, ты не считаешь, что нашему счастливчику опять крупно повезло? Его лечат сразу четыре ветеринара.

– Благодарю покорно, – отозвался Маруф, – надеюсь, когти и клыки после вашего лечения у меня не вырастут?

– Не-е, что ты, – заверил со всей серьезностью Доменг, – когти точно не вырастут. Ну, может, чуток шерстью обрастешь. Не все же тебе в красавцах ходить.

– Что за неуместные шутки? – не оценила юмора Мари. – Тебя бы так отделали, стал бы ты скалиться.

– С удовольствием очутился бы на его месте, – выдал Доменг, ловко справляясь с перевязочным материалом. – Его Метта по ночам лечит поцелуями. Тут кто угодно захочет, чтобы ему намяли бока.

– Это я тебе устрою, как только встану на ноги, – пообещал Маруф, – будешь знать, как шпионить за влюбленными.

– С чего это я один должен отдуваться? – справедливо вознегодовал Доменг. – Андрей и Рене тоже подглядывали. Вы сами виноваты. Мы все тихо-мирно спали, никого не трогали, а вы ка-ак начали целоваться, – и всех разбудили.

– Негодяи! – искренне возмутилась Мари. – Сами смотрели, а мне ничего не сказали. Вот он – мужской эгоизм!

Результат был достигнут – Маруф начал давиться смехом, но через минуту побледнел и прикусил губу.

– Ну вот, – огорчился Доменг, – хотел, как лучше, а вышло, как хуже. Не смей смеяться, – прикрикнул он на Маруфа, – а то тебя и десять ветеринаров не вылечат!

– Рене, Андрей! – закричала Мари. – Уберите отсюда этого хулигана. Он замучил Маруфа.

Те с готовностью подскочили к Доменгу, но парень увернулся, и все трое принялись гоняться друг за другом, обмениваясь тумаками.

– Ну что ты будешь делать? – вздохнула Мари. – Сущие дети! Мужчины никогда не взрослеют.

В разгар кутерьмы появилась Метта.

– Что тут происходит? – строго осведомилась она.

– Маруф ни с того ни с сего вздумал меня поколотить, но сам не смог, – состроив невинную мину, заявил юный нахал, – а они приняли его сторону. Все меня незаслуженно обижают.

– Так уж и незаслуженно? – засомневалась Метта, придирчиво оглядывая больного.

Но тот был спокоен и ответил ей сияющей улыбкой.

– Перестаньте дурачиться, – сказала она, – настройтесь на серьезный лад. К вечеру сюда придет Алнонд. Он очень обеспокоен случившимся и хочет сам расспросить Маруфа.

От такого известия всем тотчас стало не до веселья. Рене и Доменг обменялись взглядами и покрылись гусиной кожей. Они вспомнили Алнонда таким, каким видели его на Борнео, и это воспоминание не вызвало у них воодушевления.

– Пожалуй, вы тут оставайтесь вдвоем с Маруфом, – предложил Доменг, ковыряясь носком кроссовки в рыхлой земле, – а мы пойдем поплаваем. Все равно от нас толку мало.

– Никто не должен отходить от лагеря, – категорически осадила его Метта. – Я не могу разорваться на куски между вами и Маруфом. Леса эти стали опасны. Мы должны держаться все вместе.

Мари и Андрей взялись наводить на площадке порядок, по привычке человека рьяно готовясь к приему высокого гостя. Андрей смастерил из веток подобие метлы и принялся мести территорию стоянки с таким усердием, что Маруф закашлялся. Все всполошились, замахали на Андрея руками и метлу отняли. Рене и Доменг двигались поначалу вяло и обреченно, покорившись неизбежности встречи с устрашающим драконом, но вскоре заразились всеобщей манией чистоты, и тогда в лагере случилось настоящее столпотворение. Все что-то таскали из стороны в сторону, создавали неразбериху, яростно спорили, что куда положить. Доменг задел ногой канат одной из палаток, и она рухнула, накрыв его собой. Он беспомощно барахтался под брезентом; пришлось его вызволять и снова закреплять палатку. Маруф, глядя на все это, так расхохотался, что чуть снова не потерял сознание от боли. Метта рассердилась и призвала всех к порядку, тогда провинившиеся притихли и стали ходить на цыпочках, пререкаясь шепотом и обвиняя друг друга в бестолковости. Наконец, удовлетворенные результатом уборки, они уселись, сбившись в кучку возле Метты, напряженно вглядываясь в лесные заросли и вздрагивая от каждого шороха.

И вот затрещали в чаще ветви, птицы как по команде взмыли в воздух и подняли тревожный гвалт. Совсем близко заколыхались верхушки деревьев, и из лесу вышел Алнонд.

Был он не так велик, как показался перепуганным спутникам Метты на Борнео, и необычайно красив, но не той изящной, женственно-прелестной красотой своей дочери, а благородной мощью, величавой осанкой, безупречными формами красочного могучего тела. Весь его впечатляющий облик дышал врожденным достоинством, бессознательной гордостью и непобедимой силой духа; взор светился запредельной мудростью и великодушием. Он благожелательно оглядел собравшихся и обратился к Маруфу низким и звучным голосом:

– Так это ты похитил сердце моей девочки? Надо бы мне невзлюбить тебя за то, что навек поселится в ее сердце тоска. Знай: драконы любят один раз и на всю жизнь. Наверное, это плохо для нашей численности, ибо, потеряв однажды свою половину, мы больше не в состоянии продолжить род. Но зла на тебя я не держу. Знаю по себе, что сердцу не прикажешь. Эх, не хотел отпускать ее к людям, но сделанного не воротишь.

Пока он говорил, путешественники смотрели на него, забыв вздохнуть и обмирая от восторга. Поклонники живой красоты, они были способны как никто другой оценить великолепие этого творения природы, представшего перед ними в ликующем расцвете сил.

Метта, бережно приподняв раненого, подложила ему под голову свернутый валиком спальный мешок, чтобы было удобнее разговаривать.