Psychonavt - Хроники Смертельной Битвы: Во имя высоких целей

— Разумеется. Более того, я понимаю, что, скорее всего, так и случится, — сказал Саб-Зиро.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— Такова моя судьба, — ответил он, а потом продолжал непривычно мягко: — Об этом я и говорил вам в Эдении, помните? Каждый из нас выбирает, как ему жить, и будет правильным до конца следовать выбранному пути.

— То есть будет правильным, если тебя убьет какой-то жалкий мертвец на потеху тем, кто будет следить за вашим поединком? — вскрикнула Китана. По ее лицу градом покатились слезы, которые она даже не пыталась сдерживать.

— Таков закономерный итог сделанного мной когда-то выбора.

— Как ты можешь быть таким непрошибаемо-спокойным? Ты говоришь о своей смерти!

— Разве воин не должен быть готов умереть каждую минуту, если того требует его долг? — удивился Саб-Зиро и, как показалось Китане, вполне искренне. Несколько минут прошло в молчании, которое прерывали только ее рыдания. Потом он заговорил снова:

— Чего вы хотите от меня теперь, я не понимаю? Чтобы я предавался отчаянию и пытался избежать того, что мне предопределено? Я давно знаю, что так должно случиться, и никогда не пытался изменить это. Мне остается лишь с честью прожить оставшийся срок, а потом умереть так, как подобает, чтобы в Преисподней мне не было за себя стыдно.

— Разве жизнь — не самая высшая ценность?

— Честь куда ценнее.

— Думаешь, в Преисподней кого-то будет интересовать, был ты честен при жизни, или нет? Зачем тогда было так рьяно блюсти свои обеты? Делал бы, что хочешь, в свое удовольствие, раз уже тогда знал, что скоро умрешь, — проговорила Китана. Саб-Зиро, к ее удивлению, схватил ее за плечи, тряхнул, а потом заговорил со злостью:

— В том-то и дело, принцесса. Почему вы настолько слепы? Зачем вы пришли сюда? Измучить меня, лишний раз напомнив о том, как опасно поддаваться низменным побуждениям? Я окажусь в аду, и, уж поверьте, меня это тревожит куда сильнее, чем вас. Вам интересно, почему я предпочел остаться верным себе вместо того, чтобы пойти у вас на поводу? Что ж, я отвечу — потому что я знаю, что Куан Чи ждет меня с нетерпением. Как только я окажусь в его распоряжении, он изуродует то, что осталось от моей души, до неузнаваемости, а перед тем вытряхнет из меня все мои чувства и мысли, все воспоминания. Все, что было для меня хоть сколько-нибудь ценно. И последнее, чего я хочу, так это чтобы эта тварь копалась в том, что я помню о вас. Он и так увидит слишком многое, и каждое воспоминание использует для того, чтобы сделать мое пребывание там как можно более мучительным и унизительным. Это вы хотели услышать? Ну же, отвечайте!

Китана молчала, лишь мотала головой, закрыв глаза руками. Это было невыносимо больно и страшно: слушать и воспринимать то, что он говорил. Мириться с тем, что он, такой близкий, такой необходимый, такой сильный и… живой, уйдет от нее навсегда. И даже это было не так страшно, как то, что ожидало его за гранью.

— Я стану одним из орудий колдуна. Безропотным, послушным, покорным. Все, что я помню и знаю, он использует в своих интересах. Я мог бы попытаться избежать смерти, продлить свои годы всеми правдами и неправдами, будьте уверены, но в этом нет никакого смысла. В моей душе тьма, и место мне найдется лишь в Преисподней. Я был там однажды и понял, что каждое мое решение, каждый шаг, который я считал правильным, лишь приближал меня к неизбежному. Может, избери я другую жизнь, и тьма не разрослась бы во мне. Но я убийца и предатель, нарушивший клятву, и этого ничто не изменит. А что до вас, то вы необычайно жестоки. Так же, как и Куай Лиенг. Вы оба требуете невозможного, вырываете из меня привязанность, которую я при всем желании не могу вам дать, заставляете совершать поступки, идущие вразрез с моей совестью…

— Ты поэтому чуть не убил брата? Потому, что он любил тебя и не желал мириться с тем, на что ты сам себя обрекаешь? Просто не участвуй в проклятом поединке, сохрани свою жизнь как можно дольше, и, кто знает, может, есть способ избавить тебя от ада, может, ты даже не должен туда отправиться! Разве твоя душа намного черней моей, или отцовской, или души Цунга? Давай попросим его помочь, пусть прочтет какое-нибудь заклинание, проведет обряд, заставит Куан Чи отступить — не знаю, ну хоть что-нибудь?

— Я не стану трусливо бегать от смерти и торговаться с ней, — возмущенно ответил Саб-Зиро. — Это еще унизительнее, чем быть поверженным и убитым. Вы не понимаете, о чем говорите. Как бы вы ни старались, вам никогда не стать настоящим воином. Вы всего лишь глупая девчонка, вообразившая, что в жизни все бывает легко и просто! Что бы вы ни делали, не вам тягаться со смертью. Забудьте обо мне, живите своей жизнью и разбирайтесь с тем, что натворили.

— Забыть о тебе? Неужели ты считаешь меня настолько пустой и никчемной лгуньей?

— Значит, позвольте мне уйти достойно, не цепляясь за жизнь, и сохраните обо мне добрую память. Это самое большее, чего я могу пожелать. А теперь уходите. Вы лишаете меня покоя, который необходим мне, чтобы подготовиться к поединку.

Китана с трудом встала: голова немилосердно кружилась, а перед глазами, покачиваясь, плыли черные мушки. Она хотела сказать многое — слишком многое, но в направленном на нее холодно-спокойном взгляде темных глаз была такая пугающая отрешенность, что у нее перехватило горло спазмом. Китана повернулась и вышла из комнаты, так и не решившись сказать ни слова. «Это я буду виновата, если он умрет — ведь из-за меня они разрешили провести турнир», — думала она, до крови вцепившись ногтями в ладони.

С той ночи время полетело быстро — слишком быстро. Китане казалось, что она двигается, дышит, живет в стеклянной пустоте, где кто-то равнодушно, со скучающим любопытством наблюдает за каждым ее шагом. Время от времени она ловила себя на том, что не понимает, где находится, зачем туда пришла и что делает — будто ее погрузили в колдовское забытье, из которого ей удалось на несколько мгновений вернуться к реальности. Короткие вспышки осознания лишь усугубляли страх и рвущее нервы чувство отчаянной беспомощности. Китана искала возможные варианты спасения, подбирала слова, строила планы, но все эти усилия были тщетны. Неумолимое, единственно возможное будущее перекрывало все пути к отступлению, являлось в тревожных снах, напоминало себе нотками унизительной жалости в каждом голосе. Саб-Зиро умрет, выйдя на заведомо обреченный поединок, а сама Китана отправится в бессрочную ссылку, туда, где нет ничего, кроме песка и камня. Туда, где однажды она позавидует тому, кто уже мертв.

Сон Китаны сделался мучительно беспокойным, кошмары, в которых ей виделось пережитое в Эдении, перемежались бессонницей. Она могла бы попросить у Шанг Цунга какое-нибудь снадобье, но упорно не желала обращаться к нему за помощью. Китане стало казаться, что ее мучения могли искупить ее вину, умилостивить судьбу, изменить к лучшему и ее собственную участь, и то, что ждало Саб-Зиро. Она, впрочем, не могла не понимать, что это лишь игры загнанного в угол разума, но не могла остановиться. Собственное лицо, отражавшееся в зеркалах, в начищенной до блеска поверхности металлического чайника за завтраком, казалось Китане изуродованным, искаженным, изменившимся до неузнаваемости. Она вздрагивала от каждого резкого звука так, что дрожь царапающей волной прокатывалась по телу, а руки становились противно слабыми. Рукояти вееров казались чем-то невыносимо инородным в потерявших гибкость пальцах. К чему оружие, если больше не можешь защитить себя?