Семен Злотников - Дурацкая жизнь

Кулеба (радостно). Мужи-ик!

Жолудь.Для работы…

Кулеба.Работа не помрет, мужик, она еще никогда не умирала… Это мы из-за нее варимся, дохнем — она… Мужик, работа для человека или человек для работы? Получается, что же, мы все для нее? Другом будь, мужик… Ну, мужик…

Жолудь.Но если я вам отдам… Там несколько капель. Для вас — ничто, а мне для контактов…

Кулеба.Да сойдет, мне сойдет… Для контактов — нормально… (Достает бумажник.) Ты бери, сколько надо, мужик, не стесняйся, жизнь подороже… Да бери ты, не бойся, они не фальшивые… Что, мужик? Я кончаюсь, я честно тебе говорю… Ангелы чертями кажутся. Я бы и сам раздобыл — видишь, ноги не идут… Дай дожить, мужик, завтра — жив буду — и тебя до ушей залью, и контактам достанется, и еще чего скажешь…

Маша.Убей его.

Люся опять, вдруг, подскакивает на тахте и дико глядит на Машу.

Кто этот человек? Почему ты его до сих пор не убил?

Жолудь.Маша, за что?

Маша.Он меня оскорбил. Меня, ты не слышишь? Ты понимаешь — меня. Тебе кажется — не за что? Ты же все видел. Сам видел!

Жолудь.Но, Маша…

Маша.Убей его. Ты же мужчина. Я тебя прошу. В первый раз я прошу: защити. Он — хам. Убей его. Господи, Солнце, Господи!.. (Плачет, уходит, вдруг, прочь из комнаты.)

Жолудь (торопится следом). Маша… Маша… Маша…

Кулеба (стоит и мутно глядит на Люсю; неопределенно произносит). Тварь…

Люся (стиснув, вдруг, кулаки). Ты! Ты! Ты!..

Кулеба.Ну, ты, проститутка… (Направляется к тумбочке, на которой зеркало, флакон с одеколоном.)

Люся.Ты сам! Ты сам!..

Кулеба.Да, я сам, и я сам… Вот посдаю всех вас в милицию — узнаете…

Люся.Ты нас? Ты — нас??.

Кулеба.Именно, что вас… (Отвинчивает крышку у флакона.) Заслон вам поставим… Будет вам, овцам паршивым, доброе стадо портить… (Принюхивается и тут же отшатывается, как от удара.)

Люся.Боров! Скотина!..

Кулеба.А тебя, спидоноска, еще лечиться заставлю. На человека похожа будешь… (Трясущимися губами пересасывает в себя содержимое флакона.)

Люся.На себя погляди! Если бы кроме тебя на земле сейчас никого больше не было, и через тысячу лет тебя бы одного раскопали — всех бы с тоски перекосило! У тебя же на морде нарисовано — мразь! Написано — конец всему! Надеяться не на что!

Кулеба внезапно закашлялся — одеколон, похоже, пошел не впрок, его перегнуло пополам, скрючило и закрутило…За окнами грохочет поезд, кажется, сотрясая все сущее. Люся обрушивается на диван и плачет. Наконец, Кулебу отпускает, он переводит дух, по лицу текут слезы, но, вместе с тем, и блаженство на том же лице… Поезд стихнул вдали. Кулеба опускает в кресло, вытягивается, умиротворенно закрывает глаза. Вдруг, словно спохватывается, ищет по карманам, достает сигареты, зажигалку, закуривает; и опять блаженно вытягивается, закрывает глаза. Появляется Жолудь. Сразу направляется к Люсе.

Жолудь.Простите… хочу попросить…

Люся (подскакивает). Что?! Что?!

Жолудь.Маша… ей плохо… Подумал… может быть, вы…

Люся.Сам, ты сам!.. Твоя жена — сам!.. А кто я тебе — что я?!.

Жолудь.Не хочет меня видеть…

Люся. А я тут при чем?

Жолудь.Ей плохо…

Люся.Кому хорошо? Почему все ко мне?

Жолудь. Вы — добрая.

Люся.Что?

Жолудь.Тут больше не к кому… Пожалуйста…

Люся (растерянно). Я же ничего не умею…

Жолудь.Делать ничего не надо… Побудьте с ней рядом… Вы — женщина…

Люся.Я?..

Жолудь.Пожалуйста… Дайте ей чаю… И сами… Варенье… Пожалуйста…

Кулеба рыгает.

Люся.Господи… Господи-Господи… (Слезает с тахты и уходит.)

Тишина.

Кулеба (опять рыгает). Глядь… словам научились… Что, обратил? Вот времена наступили — все словам обучились, поговорить не с кем… (Поднимается, его передергивает.) Любой, всякий, кому не лень, может к тебе подойти и ляпнуть прямо в лицо идиотскую глупость, типа: да здравствует демократия! Или: все люди братья! Или: человек сделан для счастья, как птица для полета!

Жолудь, вдруг, быстро уходит. Кулеба тяжко вздыхает, расправляет тяжелые плечи, роняет окурок на пол, растирает каблуком. Задумчиво замечает.

Не люди прямо кругом, а непонятно — кто?..

Снимает пиджак, разглядывает, встряхивает, развешивает на кресле. Достает из штанов скомканный галстук, надевает. Заправляет рубашку. Поднимает с пола осколок зеркала, поплевывает на ладонь и приглаживает волосы. Достает из бумажника значок депутата парламента, прикалывает к лацкану пиджака. Еще встряхивает и надевает. Смотрит на часы. Подносит их к уху, встряхивает, заводит. Возвращается Жолудь.

Сколько-сколько на ваших там этого? Времени?

Жолудь удивленно на него смотрит.

Будьте так это… любезны. Чего?

Жолудь.Ночь.

Кулеба.Ночь, вижу. Мне время интересно. Мое, как назло, остановилось. А может утро такое, как ночь?.. (Выглядывает в окно.) Поезда, вон, вижу, идут… Утро?

Жолудь. Тут близко вокзал. (Выглядывает в коридор.)

Кулеба.А-а… вокзал… понимаю… (Обеспокоено, вдруг, озирается по сторонам и опять выглядывает в окно, и опять озирается.) Э-э, это что? Истамбул?

Жолудь вопроса не понимает.

Что за город такой? Истамбул?.. Ну, куда меня черти приволокли? Ну, ты, мужик, ты хоть знаешь, где ты живешь?

Жолудь.Петербург…

Кулеба (радостно). Санкт? Честно? Ну, слава Богу! Спасибо на том, значит, мы с ней не уехали! Черт, спидоноска звала в Истамбул. Поехали, говорит, побалдеем! Вот, было бы — вот… интересно! (Вдруг, подозрительно смотрит на Жолудя.) Стоп, мужик, не торопи… сообразить дай, скажи: Нева — тут?

Жолудь.Да.

Кулеба (с облегчением). Загулял… Мм… А… Ну, правильно, значит, ну, значит, так… Что, и раньше была? Да не гляди ты, мужик, на меня такими глазами, я вспоминаю! Ну, так… и крепость эта, значит, была? Как ее, крепость, зовут, забываю?

Жолудь.Петропавловская.

Кулеба.Она! Именно! Точно! Там эти лежат… ну, цари?

Жолудь изумленно глядит на Кулебу.

Не растаскали еще? Что, в газетах, читаю, уже до могил добрались. Это страшно подумать, сколько у нас душ жулья на одну душу населения!

Жолудь.Послушайте… сначала я думал, вы знакомый жены…

Кулеба.Ухожу, ухожу. Хотел посдавать вас в милицию, а теперь не буду. Пожалел, называется! Ладно, живите!