Николай Вирта - В одной стране: Заговор обреченных, Три года спустя [Пьесы]

Ганна (властно) . Спокойно! Коста, от моего имени вызывайте пожарных из столицы. Пино, мобилизуйте свои силы.

Коста. Скорее, скорее!

Все уходят.

Янек (открывает дверь в главный зал клуба) . Музыкантам, библиотекарям, всем-всем — быстро на пожар! (Возвращается на террасу, перегибается через балюстраду, кричит вниз.) Мария! Скажи рабочим двора, поварам и прочим — на пожар! Чтобы ни одного бездельника не осталось здесь! (Тушит свет, оставив лампочку у буфетной стойки и, облокотившись на балюстраду, наблюдает за пожаром.) Беда не приходит одна! Но кто? Кто?

Во дворе слышны крики, топот ног. Все замолкает. Янек начинает убирать посуду со столов. Тишина, потом шорох автомобильных шин внизу во дворе, и на террасу крадучись поднимается Симона Глурда, она в сером дорожном плаще. При виде ее Янек роняет бокал.

Симона (ласково) . Плохо бережешь мое добро, Янек. (Поднимает осколки.) Богемский хрусталь, жалко. Ну, ничего. Где бьется, там хорошо живется, не так ли, Янек?

Янек (в ужасе) . Мадам Симона?

Симона. Тихо, Янек, тихо. (Оглядывается.) Хорошо живете, вижу. Клуб… Хм…

Янек. Зачем вы вернулись, мадам?

Симона. Ох, Янек, трудно на чужбине. Родная земля зовет нас, и уж тут ничего не поделаешь: бросаешь все и едешь.

Янек (язвительно) . Стосковались по любимой родине?

Симона. Да, по родине, по дочери. Как моя Эмми, Янек?

Янек. Она здорова.

Симона. Слава богу… Какой сильный пожар! Это, пожалуй, до утра.

Янек. Вы были в полиции, мадам?

Симона. Поздно, да и все на пожаре. Я устала, Янек, я так устала. Ты приютишь меня? На одну ночь, только на одну ночь. Ведь я была добра к тебе.

Янек. Мадам, приют вам может дать только дьявол.

Симона. Я прошу тебя… Я умоляю…

Янек. Я звоню в полицию, мадам.

Симона. Этого ты не сделаешь, Янек! (Вынимает из под плаща пистолет и стреляет в Янека.)

Янек падает.

Занавес

Гостиная в квартире Зиты Швердовой. Старинная красного дерева мебель, на стенах — несколько потемневших картин и портрет мужчины в старомодном костюме. Направо — вход в кабинет. Налево — холл, отделяемый от гостиной аркой с тяжелой драпировкой. Окна открыты, за портьерами угадываются контуры большого города. Веселый солнечный день. Швердова играет на пианино. На диване, под портретом, полузакрыв глаза и покуривая сигару, слушает музыку Марк Пино.

Звонок телефона.

Швердова (берет трубку) . Да!.. Да, им выделено триста тонн бензина. Плуги тоже отправлены. (Кладет трубку.)

Марк. Не понимаю, чего ради вы возитесь с этими кооперативами, МТС, бензином, удобрениями, мужиками…

Звонок телефона.

Швердова. Простите! (Берет трубку) Я немного прихворнула, товарищ Пашкас… Сегодня, кажется, тридцатое?.. Кто там в списке?.. Этот подождет… Им назначьте на пятницу. Мину Варра и всех, кто с ней, попросите ко мне сюда. Я назначила им прием, они приехали недалека, с Юга… Кто?.. Бочек? Хорошо, приму. Вчера я поручила вам узнать все об югославе, о котором хлопотала одна местная партийная организация Юга… Так… Хорошо! Пусть приходит и он. Послезавтра, надеюсь, выйду. Бумаги я получила. До свидания. (Кладет трубку.) Простите, Марк.

Марк. Нет, ни к чему все это вам, Зита. Из вас бы вышла прекрасная актриса.

Швердова. Но я специалист… Я окончила академию сельского хозяйства. Это дело увлекает меня. (Оживленно.) Слушайте, та милая женщина, которую мы видели в субботу в клубе, и есть ваша жена?

Марк. Милая? Ох, Зита, если жена — коммунистка, фанатик и моралист, это, знаете…

Швердова. Марк! Так говорить о коммунистах… Мне?!

Марк. А я в вашем обществе забываю, что вы заместитель министра и прочее. Я вижу молодую, нежную…

Швердова. Молодую? Полно вам. Старуха я, Марк, — все время болею. Вот и сегодня — грипп. (Чихает.) Удивительно, ни в концлагере, ни на фронте я и знать-то не знала болезней. А тут — сквознячок, и… У вас тоже очень усталый вид, Марк.

Марк. Еще бы не устать! Сегодня опять вызвали в Совет министров, выговоры, неприятности. На строительство влилось около пяти тысяч человек! Голова идет кругом! Я ведь и к вам по делу. Мне сказали, что ваш департамент держит где-то на севере скреперы… Нельзя ли их получить, они позарез нужны мне.

Швердова. Я распоряжусь. Но расскажите о Магде.

Марк (вздыхая) . А что рассказывать? Ей не нравится в нашей жизни решительно все. Она осуждает, поучает… Этому не видно конца. (Притворный зевок.) Простите.

Звонок телефона.

Швердова (берет трубку) . Да, я. (Жестко.) Если эти вагоны с мукой не будут отправлены на канал сегодня же, завтра я отдам вас под суд! (Кладет трубку.) Вот видите, какой может быть эта «нежная» женщина.

Марк (помолчав) . Странно, почему вы обрекаете себя на одиночество? Ваш муж умер шесть лет назад, а вы одна. Ради чего?

Швердова (сурово) . Марк!

Марк (помолчав) . Простите за нескромность, но почему вы не носите фамилию мужа?

Швердова. Я была несчастлива со Швабским и не хочу, чтобы его фамилия напоминала мне… Вот почему я стала носить девичью фамилию, фамилию отца.

Марк (посмотрев на портрет) . Ваш отец… Между прочим, насчет этого ходит уйма сплетен. (С невинным видом.) Говорят, — злые языки, конечно! — что все высокие посты вы занимаете не столько по праву, сколько из-за любви народа и компартии к памяти Иосифа Швердова.

Швердова (с горечью) . Вот как! Мои двадцать четыре года в партии, смертный приговор за подпольную работу— это не в счет? (Зло.) Впрочем, мало ли что болтают! Говорят же, например, что вы приглашаете в управление строительства людей, которым ни один порядочный человек не подаст руки.

Марк (холодно) . Чепуха! Да, я принял Берта Жакобо и еще двух инженеров. Они служили эмиграции, но потом честно сражались за демократию. Не такой уж я идиот, чтобы окружать себя изменниками.

Швердова (предостерегающе) . Вы очень молоды, Марк.

Марк. Да? А кто спас республику от вторжения фашистов, которые шли на помощь Христине Падера?

Швердова. Народ, Марк.

Марк. Может быть… (Помолчав.) Я окружаю себя изменниками! А Вента? Он видит врагов даже ночью.

Швердова. Ему положено видеть даже ночью.