Николай Вирта - В одной стране: Заговор обреченных, Три года спустя [Пьесы]

Коста (закуривает трубку, вежливо) . Я закурю, с вашего разрешения. Это азбука, и я не кричу о том, чтобы класс кулаков ликвидировать немедленно. Но как вы полагаете, в интересах государства сажать кулака в МТС?

Швердова. Этот вопрос решила партийная организация и народ.

Коста. Думаю, что мы должны подсказывать народу мудрые решения. А Фимус — не партия, а ее отсталая часть.

Швердова. Уж не вздумали ли вы учить меня, Варра?

Коста. А что ж, и это не вредно. Все мы учимся…

Швердова. Вы преувеличиваете кулацкую опасность, Варра. В вас говорит классовый инстинкт фермера, а не разум государственного деятеля.

Коста. И как министр и как фермер, я ненавижу кулаков и недолюбливаю тех, кто поощряет их.

Швердова (гневно) . Варра, вы ответите за эти слова. Я сообщу их в ЦК и правительству.

Коста. Поздно хватились. Я много раз указывал вам на ваши ошибки. Я предупреждал вас, вас предупреждала партийная организация министерства. Мы говорили с вами в ЦК. Вы неисправимы. Хватит! Я и без того слишком долго терпел то, что вы по своей ли воле или по указке…

Швердова (в бешенстве) . Варра!

Коста…делаете в министерстве. Павлас Миловар — типическая фигура. И отношение ваше к нему типическое. Оно называется покрывательством самого бешеного классового врага.

Швердова. Может быть, и я враг?

Коста. Будете, если не повернете круто. Вот почему, начиная с сегодняшнего дня, я не санкционирую ваших приказов. Да лучше я пойду пахать, чем терпеть эдакое!

Швердова (презрительно) . А мне не привыкать взваливать на себя ответственность за других. Будьте здоровы, Варра.

Коста. Здоров, вдоров. И не так-то легко вам будет свалить меня. (Уходит.)

Швердова (вслед, злобно) . Упрямая, грубая…

Звонок. Швердова идет к двери и возвращается с паном Кочеком.

Швердова. Прошу, садитесь.

Кочек (шикарно кланяясь) . Благодарю. (Помолчав.) Я, собственно, предупредить вас. Этот убийца…

Швердова (недоуменно) . Позвольте, о ком вы?

Кочек. Ну, этот мерзавец, мечтающий низвергнуть государственный строй, удушить, повесить, расстрелять всех-всех… Павло Бочек, мадам! Я случайно заметил, как он шатался около вашего дома. Он замыслил политическое убийство.

Швердова (смеется) . Этот старичок? Да он просто был у меня на приеме.

Кочек (подскочив) . Ну, правильно! Высматривал расположение окон и дверей! О негодяй!

Швердова. Да что вы! Он просил у меня работу и получил ее.

Кочек (поперхнувшись) . Как? Какую работу?

Швердова. Механиком в МТС.

Кочек (в ужасе) . Пропала МТС! Простите, мчусь в министерство образования, буду умолять скорее дать мне место в школе кооператива — это недалеко от МТС. Главное — не спускать глаз с террориста! Виноват, время дорого, он способен в одну секунду взорвать и МТС, и канал, и что угодно! Кроме того… (Криво усмехаясь.) Он совсем дряхлый человек, он не может без меня, но и я не могу без него… Нет-нет! Самый злейший мой враг и самый добрый друг… Ох, вам не понять этого! Будьте здоровы, будьте здоровы! (Хватает котелок и уходит.)

Швердова весело смеется. Из кабинета с пачкой бумаг выходит Штрингис.

Штрингис (нежно) . Они совсем измучили тебя.

Швердова. Да уж… Один Варра наговорил такого…

Штрингис. Слышал. Высокомерный мужик, — и над тобой! Не понимаю. Просто некому открыть на него глаза.

Швердова. Ну, теперь открою. Нет, я работать с ним не могу.

Штрингис. Убрать к чорту, и все.

Швердова. Уберу, дай срок. Сейчас мы выпьем кофе, милый. (Уходит через холл, захватив кофейник.)

Штрингис читает бумаги так внимательно, словно учит их наизусть.

Возвращается с посудой Швердова.

Швердова (увидев бумаги, испуганно) . Где ты взял?

Штрингис. Лежали на столе, я и… Разве нельзя?

Швердова. Это очень секретно, Отто. Я не имею права…

Штрингис (ворчливо) . Так не разбрасывай их где попало. (Обидчиво.) Конспираторы! Мне ничего не говорят, и я ничего не знаю. Между тем (тыкая в одну из бумаг) это связано с моей работой… (Тычет в другую.) И это!.. Колоссальный поворот, а мне ни слова. Даже ты… Любовь и доверие!.. Ха!

Швердова (серьезно) . Отто, я отвечаю за это головой. (Берет бумаги, относит в кабинет, возвращается.)

Штрингис (потягиваясь) . А я поспал. (Помолчав.) А это, вероятно, приятно, — все решать и все знать, а?

Швердова (поощрительно) . Ты честолюбив, Отто.

Штрингис. А что? Политический деятель без честолюбия— тряпка. Вперед, моя лошадка, в гору, туда, где коловращение страстей, где «я» значит куда больше, чем об этом принято говорить.

Швердова. Знаешь, Отто, а я хотела бы видеть тебя на самой высокой горе. Ох, и гордилась бы я тобой! Одну минуту, я принесу кофе. (Уходит.)

Штрингис поспешно идет в кабинет, приносит коньяк, жадно пьет рюмку за рюмкой. Входит Швердова с кофейником, разливает кофе.

Штрингис (мечтательно) . Да, заманчивы эти вершины, от которых веет чем-то таким, что недоступно смертным. Они стоят у подошвы горы и с трепетом взирают на Синай, где повелитель их мыслей решает судьбы мира. В его руках — миллионы жизней, и он распоряжается ими… Он обладатель золота и сыплет его куда хочет.

Швердова (смеется) . Мысли твои занятные, но не совсем, я бы сказала, марксистские.

Штрингис. Это только с тобой. Я тебе верю, не то что ты! А с остальными… Кто это сказал: «Для того и дан человеку язык, чтобы скрывать мысли»? А, Талейран! (Пьянея.) Великий был мошенник! Все покупал и все продавал. Зато и пожил, ого-го! Без узды и вожжей! Ненавижу, Зита, уеду и вожжи!

Швердова (обеспокоенно) . Ты слишком много выпил, Отто.

Штрингис. Вздор! Вон Тито! Ловко устроился, прохвост!

Швердова (с негодованием) . Уж не завидуешь ли ты этому мервавцу, продавшему народ?

Штрингис. «Продал народ»! Плевал он на народ! Просто захотел как следует пожить. Без узды и вожжей.

Швердова (так же) . А Уолл-стрит? Это называется: жить без вожжей? Ездить под охраной танков — это называется: пожить как следует? Молчи, Отто! Бог знает что ты несешь!