Василий Сигарев - Метель

БУРМИН.О нет, что вы! Ваше общество мне приятно.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Это вы из вежливости…

БУРМИН.Надо признать, что отчасти. Ваша дочь мила, и я был бы счастлив…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Тогда нет ничего проще. Я буду рада видеть вас у нас на обеде в воскресенье.

БУРМИН.Но…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Марья Гавриловна тоже будет рада.

БУРМИН.Но…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Ежели вы откажетесь, это разобьет сердце бедной девочки. И мое.

БУРМИН.Согласен. Конечно, согласен. Но боюсь, ваша дочь…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Не обращайте внимания на сегодняшнее ее поведение. Мы так давно не были в обществе, что она забыла, как надлежит держать себя… Так вы будете у нас?

БУРМИН.Буду.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Тогда я бегу обрадовать Машу этой приятной новостию. Прощайте…

Окрыленная уходит.

МОЛОДЦОВ.Гиблое дело…

БУРМИН.Что?

МОЛОДЦОВ.Ты идешь на заранее проигрышный вист, полковник.

БУРМИН.Я не понимаю тебя. Потрудись объясниться.

МОЛОДЦОВ.Эта девица неприступна, как Камелот. Еще до войны она была чрезвычайно влюблена в одного бедного поручика. Кто таков и что за птица, история умалчивает. Известно только, что родители ее были против их отношений по причине его материальной слабости. Верно, был бесталанным игроком, что, надо признать, нередко среди нашего брата.

БУРМИН.И что же?

МОЛОДЦОВ. (Усмехается.) А далее туман. Роман их разрешился при весьма странных обстоятельствах. Барышня эта сильно заболела и родители ее решили, будто б причиною тому этот поручик. Чтобы не испытывать судьбу, дали согласие на их брак. Но получили от него полусумасшедшее письмо. Он объявлял им, что нога его не будет никогда в их доме и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою. В общем, странный тип…

БУРМИН.А дальше?

МОЛОДЦОВ.А после он исчез. Говорят, несколько месяцев спустя было его имя в числе отличившихся и тяжело раненных под Бородиным. А еще позже среди умерших в Москве накануне вступления французов. Так что, с одной стороны дорога как бы и свободна, но с другой — все, кто отваживается ступить на нее, натыкается на призрак бедного поручика. Вот и ты, Бурмин, обязательно столкнешься с ним, с этим призраком.

БУРМИН.Есть и другие призраки на этой дороге.

МОЛОДЦОВ.О таких не ведаю.

БУРМИН.Уверяю тебя, есть.

МОЛОДЦОВ.Ну, вот видишь, ты и сам уверен в несостоятельности твоей затеи. По сему — лучше отказаться от нее.

БУРМИН.Поверь мне, нет никакой затеи.

МОЛОДЦОВ.Тем лучше.

БУРМИН.Лучше?

МОЛОДЦОВ.Ну да, лучше. На сегодня намечается неплохая партия. Видишь тех двух прелестных созданий? (Кивает в сторону девиц, которые ранее были рядом с Марьей Гавриловной.)

БУРМИН.Вижу.

МОЛОДЦОВ.Так вот. Они не имеют ничего против, чтобы сегодня устроить поэтический вечер в моем поместье.

БУРМИН.И что же требуется от меня?

МОЛОДЦОВ.Ты меня поражаешь, Бурмин!

БУРМИН.Нет, право я даже не догадываюсь о смысле твоих намеков.

МОЛОДЦОВ (смеётся.) Хитрец! Каков хитрец!

БУРМИН.Помилуй, это правда.

МОЛОДЦОВ.Вот дьявол! Ты сущий дьявол, Бурмин!

БУРМИН.Но говори же!

МОЛОДЦОВ (перестал смеяться, настороженно смотрит на Бурмина.) Ты не шутишь?

БУРМИН.Нет же.

МОЛОДЦОВ.И рука у тебя не болит?

БУРМИН.Нет.

МОЛОДЦОВ.Тогда я совсем не понимаю тебя…

БУРМИН.Но говори же.

МОЛОДЦОВ.Мне нужен компаньон.

БУРМИН.Ах, вот в чем дело. Так бы сразу и сказал. А то напустил туману, понимаешь.

МОЛОДЦОВ.Ну… Твой ответ.

БУРМИН. (долго не отвечает.) Пожалуй… пожалуй, я откажусь

МОЛОДЦОВ.Что?

БУРМИН.Не гневайся, брат, но сегодня я — пас.

МОЛОДЦОВ.Это все из-за той мрачной особы?

БУРМИН.С чего ты взял? Нет.

МОЛОДЦОВ.Тогда отчего?

БУРМИН.Просто я устал и хочу отдохнуть. Возьми кого-нибудь другого. Соколова, к примеру

МОЛОДЦОВ.Хромого?!

БУРМИН.Ну да, а чем он плох?

МОЛОДЦОВ.Не издевайся, Бурмин!

БУРМИН.Прости.

МОЛОДЦОВ. Так ты идешь?

БУРМИН.Нет.

МОЛОДЦОВ (разозлившись.) Ты глуп, как младенец. (Поворачивается, чтобы уйти.)

БУРМИН.Прости, Молодцов…

МОЛОДЦОВ.К черту… (Уходит.)

БУРМИН. (оставшись один, вслух.) Может быть, нужно было согласиться, раз уж все равно столь грозные призраки стоят на нашей дороге… Хотя… Хотя прав Молодцов. К черту…

ТЕМНОТА

Гостиная в доме ныне покойного Гаврилы Гавриловича. Окна распахнуты. За ними белый, цветущий, яблоневый сад. Укрывшись в свадебных кружевах деревьев, сладкоголосые соловьи нежно трогают сердца своих подруг, исполняя на своем птичьем наречии свои странные птичьи романсы. Все вокруг цветет, искрится, благоухает. И это благоухание вероломно вползает в гостиную через распахнутые окна, крадется по полу, струится по стенам, заполняет собой каждый уголок, каждую щель, обволакивает каждый предмет, околдовывает каждого обитателя.

БУРМИН. (прочистил горло.) Пожалуй, мне пора…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Как? Уже? А чай? Вы же еще не отведали чаю.

БУРМИН.Давайте, отложим чай на другой раз.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Нет… И речи не может быть об этом. Без чаю я вас не отпущу.

МАША.Маменька, будьте милостивы, не принуждайте человека.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Я никого не принуждаю. Владимир Владимирович, вы выпьете с нами чаю?

БУРМИН.Выпью, пожалуй.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Вот видишь, Маша, Владимир Владимирович хотят чаю. А ты могла лишить его этого удовольствия.

МАША.Простите, Владимир Владимирович.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Так я пойду и приготовлю?

МАША.Вы?!

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Я. А что?

МАША.Но вы же, маменька, никогда не готовили чай.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Готовила… Всегда готовила.

МАША.Не обманывайте, маменька.