Теннесси Уильямс - Предупреждение малым кораблям [другой перевод]

Билл. Подумаешь! Прямо в глаза мне попала своей…

Леона (демонстративно поворачивается и кричит) . ГДЕ же она? Куда убежала? (Не получив ответа — из женского туалета не доносится ни звука — устремляется к лестнице.)

Монк. Наверху никого нет! Отойди оттуда.

Вайлет начинает хныкать.

Леона. А! В ЖЕНСКОМ туалете заперлась! Смени табличку на этой двери.

Монк. Я в своем заведении обслуживаю приличных мужчин и женщин. (Нервничает.)

Леона. Приличных мужчин и… кого?

Монк. Приличных женщин.

Леона. Да перестань. Какое может быть приличное заведение, если ты пускаешь… таких? Приличная женщина? И он? Приличный мужчина? (Указывает рукой в сторону женского туалета, потом — на Билла.) Есть же предел…

Монк. Согласен. Только отойди…

Леона направляется к женскому туалету. Монк преграждает ей путь.

Леона откидывает назад голову и разражается громкой пророческой тирадой. В ее голосе весь человеческий гнев и протест.

Хватит хулиганить…

Леона (принимая героическую позу; прямо Монку в лицо) . КТО ТАКАЯ ПРИЛИЧНАЯ ЖЕНЩИНА, Я УЖ ТОЧНО ЗНАЮ! Это женщина, уважающая себя и которую уважают другие! НО УВАЖАТЬ ЕЕ? КОГДА ОНА ЗАПЕРЛАСЬ ТАМ И ПРИЧИТАЕТ? За что?.. Она ни капельки себя не уважает и правильно делает! И винить ее за это никак нельзя! (Расхаживает по бару, ударяя шляпой по чему попало.) А за что ей себя уважать? Комната у нее, как конура, даже ванной нет и прямо над увеселительным заведением, у самого пирса, да-да, прямо над бильярдной и боулингом, шары с утра до вечера катают — бум, бум, бум, да телек круглые сутки со своими вестернами орет. Тут и здоровый свихнется, а ей хоть бы что. Ни шкафа нет, ни комода с зеркалом, белье развешивает на протянутой в углу веревке, а все свои вещи держит на полу в коробках.

Билл. А тебе-то что?

Леона. Да ничего, провались все пропадом! А когда она заболела? Принесла я ей цыпленка и спрашиваю: «А посуда где твоя?». Так у нее даже посуды никакой не было: ни вилки, ни ложки, ни тарелки — ни черта. А цыпленка-то она слопала, у-у-у, еще как слопала. Взяла его в руки, как собачонка лапами, и давай грызть. Ну прямо как собачонка. Хоть одна живая душа пришла проверить, жива она или нет? Я ОДНА! ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ! И комод ей достала, и нож с вилкой, и ложку, и посуду, и смену постельного белья, и каждый божий день после работы тащилась в ее чертову крысиную нору — когда с бутылью горячего мясного бульона, когда с цыпленком или куском мяса — лишь бы угодить. И вот захожу к ней в очередной раз, чтоб узнать, не надо ли чего, а этой сучки и след простыл. Господи, думаю, никак померла да уже и свезли куда положено. Сбегаю вниз, а она в боулинге — визжит от радости. В руках шар, а вокруг целая компания пьяных моряков, на меня ноль внимания.

Билл. Опротивела ты ей, наверное. Чем не причина?

Леона. Скорее она мне опротивела, но я-то боялась, что эта сучка от недоедания помирает, я-то ее человеком считала, а ведь жизнь человеческая стоит того, чтоб ее спасти, если она не дерьмо собачье. Да разве она из людской породы? Паразит она самый настоящий, и состоит она не из плоти, а из сырого теста и размягченных костей.

Билл (ударяя банкой о стол) . Я ЧТО, ТВОЯ ВЕЩЬ? Я САМ СЕБЕ ХОЗЯИН, Я САМ ПО СЕБЕ.

Леона. Ну, ты, ничтожество… самонадеянное! (Ко всем присутствующим.) Пальцем о палец ни разу в жизни не ударил… И оправдание у него есть. Какой-то Джуниор. Все твердит, что Джуниор не даст ему пропасть. Ну и сколько это будет продолжаться, а? И сколько еще он думает Джуниор кормить его будет, а? А?!.. До гроба или как?.. Решил, что все золото мира у него между ног, что из-за этого в трейлере своем приютила, кормлю, на пивко подбрасываю, притворяюсь, что не замечаю, как то пятерка, то десятка из записной книжки пропадает. Ложусь спать — деньги целы, проснусь — как не бывало.

Билл. Шла бы ты на берег со своими тирадами чаек развлекать.

Вайлет (из женского туалета, визгливо) . На помощь, на помощь, кто-нибудь, кто-нибудь — вызовите поли-и-цию!

Леона. Это она в окно туалета воет?

Вайлет. Сколько мне еще торчать здесь, пока вы полицию вызовете?

Леона. Если эта стукачка воет в окно, ей богу, сейчас выйду и запущу в нее кирпичом.

Монк. Ладно, Леона, остынь.

Леона. Я и убытки возмещу, и больницу оплачу.

Монк. Леона, может, лучше включишь автомат? Заиграет скрипка, присядешь за стол, а…

Леона. Какой там еще стол, когда я оскорблена до глубины души. Я ВСЯ КАК НА ИГОЛКАХ!

Пока Вайлет всхлипывает и причитает, появляется СТИВ. На нем цветастая спортивная майка, желтовато-коричневая куртка и в сальных пятнах поварские штаны.

Стив. Это Вайлет там?

Леона. А кто же еще, кроме нее, может завывать перед окошком женского туалета? Только ты в это дело не лезь, мы сами разберемся.

Стив. Что произошло? Ты что, ударила ее?

Леона. Вот прямо в точку попал: прямо по пасти этой грязной сучке врезала. Только пусть из туалета выйдет, пусть только нос высунет, я ей опять по пасти вмажу, заставлю задницу себе поцеловать. Уж я постараюсь! МОНК! НАЛЕЙ МНЕ ВИСКИ!

Монк. Ты уже прилично набралась, в таком состоянии я спиртным никого не обслуживаю.

Леона. Ну, могу и тебе задницу для поцелуя подставить, образина. (Ударяет шляпой по стойке бара.)

Стив. Эй, так ты ударила ее?

Вопрос задан явно невпопад, и Билл смеется.

Леона. Ты что, оглох, уши тебе, что ли, заложило? Не слышишь, как она там воет? Двинула я ей разок? Так вот я отвечаю: да, и еще она от меня получит. (Леона подходит к двери женского туалета.) А НУ, ВАЙЛЕТ, ВЫХОДИ, А НЕ ТО Я ДВЕРЬ ВЫШИБУ! (Стучит кулаком в дверь, затем с презрительным видом бьет по ней шляпой и снова расхаживает по авансцене.)

Билл ухмыляется и хихикает.

Стив. За что она Вайлет ударила?

Леона. А почему ты меня не спрашиваешь?

Стив. За что ты ее ударила?

Леона. А за то, что эта сучка, которую я полгода кормила, неприлично себя ведет.

Стив. Что значит «неприлично»?

Леона. Бог ты мой, ты что, не понял, с кем имеешь дело? Ты что, до потери памяти каждый вечер напиваешься? Сначала здесь, в баре, а потом в ее крысиной норе, а? Сунула свои грязные лапы под стол и начала ими орудовать — вот что значит «неприлично». Когда я вошла сегодня, она руки на столе держала. Красный лак на ногтях почти весь облупился, а под самими ногтями — грязь черная-пречерная. Как будто целый месяц, забыв про воду, лепила куличи из грязи с мерзкими беспризорниками. Это же ужасно, она на глазах деградирует. Ну, я ей и говорю: «Вайлет, пожалуйста, посмотри на свои руки, посмотри на свои ногти. Пожалуйста, Вайлет».