Биляна Срблянович - Белградская трилогия [=С Новым годом, Белград!]

Maра замолкает. Набивает трубку.

Мара: A театр?

Йован делает вид, что не услышал вопрос.

Йован: A теперь, не занимаешься больше?

Maра бормочет.

Мара: Инструмента нет. А театр?

Йован: Разве ты не знаешь кого-нибудь, у кого есть?

Мара: Знаю.

Йован: Почему же ты не одолжишь?

Мара: Пианино одолжить? Ты действительно ненормальный. А что было с театром?

Йован протягивает Маре трубку.

Йован: Будешь?

Мара: Ты что, ты избегаешь этого вопроса?

Йован: Kакого вопроса?

Мара: Избегаешь, избегаешь! A почему?

Йован: Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь…?

Мара: Ой, Йован, ты и не должен мне рассказывать, я имею в виду, что все равно, я же тебе поверила про парня из рекламы, но ты ничего не обязан мне рассказывать…

Йован вздыхает. Oн серьезен.

Йован: Да не о чем здесь говорить. Я играл в одном спектакле. В таком, студенческом. Нас было несколько, из класса. Мы репетировали Држича к экзамену. Ну, и согласились поездить немного по стране, чтобы подзаработать. Мы думали, что людям нравятся такие спектакли, там был и юмор, и секс, и разное другое. Весело…

Йован замолкает. Задумывается. Мара тоже серьезна.

Мара: И?

Йован: И ничего, мы сыграли пять-шесть спектаклей в Сербии. Через одного актера мы организовали акцию с домами культуры…

Maрa серьезна, но нетерпелива.

Мара: И?!

Йован: И потом мы приехали в какую-то заброшенную деревню, не помню даже, как называлась. Пришли в актовый зал гимназии. Там полно детей, учителей. На самом деле не дети, а гимназисты, тинейджеры…

Мара: Понимаю, понимаю, и?

Йован: И мы начали спектакль «Дунда Maрое». И выходит этот мой актер, oн играл Петрунелу, потому что мы хотели выдержать оригинальную форму, чтобы мужчины играли женские роли, да и эта девочка из класса не хотела ездить. Ну, теперь это не важно. И он выходит, начинает играть, как вдруг встает один из зрителей и как заорет: «Смотрите, пидар, мать его хорватскую!»

Йован, рассказывая эту историю, все заново переживает. Maрa с одной стороны серьезна, но с другой — рассказ ей смешон. Она смотрит на Йована несколько мгновений, затем прыскает от смеха. Йовану тоже почему-то смешно. Он немного грустно улыбается.

Йован: Да, конечно, смешно…

Мара: Извини, так глупо, что я не могу не смеяться.

Йован: Я знаю, и мы так думали, и нам было очень смешно. Мне даже было жаль этого пацана. Я понимал, что его сейчас учителя возьмут и отведут к директору…

Мара: И что, разве нет?

Йован становится серьезным. Мара тоже.

Йован: Да куда там. Парень разошелся, зал смеется. Мы, как будто это не к нам относится, как будто ничего не слышали, продолжаем играть, вдруг этот парень встает и говорит: «Слышишь, ты, что я тебе говорю, мать твою хорватскую! Нечего здесь мне педриться!!!»

Мара: Да ладно…

Йован: Maть его. И мы теперь уже остановились, из-за него невозможно играть. Орет, говорит: «Я сейчас вам, мать вашу, вот только поднимусь наверх…». Мы не хотим его перекрикивать, ждем, пока кто-нибудь что-нибудь сделает. Начинается шум. Он идет, чтобы выйти в проход, идет к сцене. И ты знаешь, не такой уж он маленький, такой крупный парень, вот такая рука… И тут мы видим, что никто ничего не предпринимает. Я взглядом нахожу эту учительницу, она преподает сербский, мы с ней обо всем и договаривались, а она смотрит в пол. Этот мой компаньон начинает кричать: «Ты чью мать имеешь в виду?». Тот отвечает: «Твою, усташ!». Я вижу, будет драка, машу вверх теткам, чтобы опускали занавес. И они опустили.

Йован на мгновение замолкает. Maрa не может поверить в то, что слышит.

Мара: Ой… И что было потом.

Йован: Ничего, когда все успокоилось, мы пошли к той учительнице поговорить, не понимаю, мы думали, что она перед нами извинится…

Мара: И что — нет?

Йован: Нет. Говорит, вы не должны были использовать хорватскую литературу. Дети легко возбудимы. Они ненавидят хорватов, вы должны их понять… Ты понимаешь, учительница гимназии, заявляет мне такое! Что я должен понять, что меня малолетки будут линчевать, твою мать. Национализм законом не запрещен.

Maрa размышляет о том, что услышала.

Мара: Ну да… И что же ты тогда сделал?

Йован: Ничего. Собрал чемоданы и приехал сюда. Пролетел мой фильм. Не пойми меня неправильно, плевать мне на ту учительницу, и на того парня из какой-то дыры, которую даже на карте не отыскать, просто… Замучило меня все.

Йован грустно прибавляет.

Йован: Стыдно мне было. Стыдно за своих…

Йован замолкает, Мара тоже молчит. Какое-то мрачное настроение. Так они сидят какое-то время. Maрa вспоминает, протягивает трубку.

Мара: Хочешь курнуть?

Йован: Не могу.

Maрa убирает трубку.

Мара: И я тоже.

Oба снова замолкают.

Мара: И ты ездил в Белград отсюда?

Йован: Нет. У меня была туристическая виза, на шесть месяцев. Когда ее срок истек, я решил остаться. Теперь выезжать нельзя. То есть могу, но они тогда что-то штампуют тебе в паспорт, и ты больше не можешь въехать в Америку.

Мара: Знаю. Но с другой стороны тебе полезно остаться здесь, из-за работы. Голливуд и так далее…

Йован горько усмехается.

Йован: Aга. Голливуд.

Мара: Ты работаешь?

Йован: Работаю.

Мара: Где?

Йован: Занимаюсь домами.

Мара: А что ты делаешь с домами?

Йован: Muving. Переселяю людей, перевожу вещи, людей.

Мара: Aга… А актерство?

Йован: Что актерство?

Мара: Да, в сущности, ничего.

Oба снова замолкают. Теперь Йован говорит первый.

Йован: A ты? Что-нибудь делаешь?

Maра кивает головой.

Йован: Где?

Мара: В одном кафе.

Йован: Играешь на скрипке?

Мара: Обслуживаю.

Йован: A фортепиано?

Maра только сейчас поднимает на него взгляд. Какое-то время они снова сидят молча. Йован говорит.

Йован: И что ты будешь делать?

Мара: Ничего. Буду ждать.

Йован: A чего?

Мара: Ничего.

Затем прибавляет.

Мара: Что-нибудь должно произойти.

Йован: Подожди, а зачем ты вообще сюда приехала?

Мара: В Америку?

Йован кивает головой.

Мара: Ты не поверишь. Я выиграла в лотерее гринкарту.

Йован искренно изумляется.