Мацей Войтышко - Булгаков

Елена. Ты сегодня дежуришь?

Ольга. Дежурю.

Елена. Тогда к концу.

Ольга. Ты обещала.

Елена. Обещала.

Ольга. Люся, пойми — у твоего мужа преувеличенное представление о себе. Ему кажется, что нет ничего более важного, чем его работа.

Елена. Потому что — нет.

Ольга. А ты знаешь, кто надоумил Чехова насчет ружья?

Елена. О чем ты?

Ольга. О формулировке. То есть — если в первом действии на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить. Это формулировка принадлежит…

Елена. Немировичу-Данченко.

Ольга. Да, да, Немировичу-Данченко. А ты встречала когда-нибудь более скромного человека? Он всегда уходит в тень. Ты же позволяешь Маке смеяться над ним. Тоже — маэстро нашелся.

Елена. Я получила анализы.

Ольга. И что?

Елена. Мне нужно непременно достать побольше морфия.

Ольга. Вот как.

Елена. Я должна.

Ольга. Настолько все плохо?

Елена. А все из-за той проклятой пьесы. Ты же знаешь, как его уговаривали. Напиши, напиши…

Ольга. Только меня в это не впутывай.

Елена. А Хозяину пьеса о нем не понравилась. Интересно все же, почему?

Ольга. Тише. Вполне возможно, он ее даже не читал.

Елена. У тебя еще сохранились иллюзии?

Ольга. Люся!

Елена. Сталин прекрасно знает обо всем, что происходит в стране. И знает, что Булгаков — мастер.

Ольга. Успокойся.

Елена. Оля, он играет с ним. Он с ним все время играет.

Ольга. Вам только кажется. И ты тоже заразилась его помешательством.

Елена. А тот телефонный звонок?

Ольга. Когда это было…

Елена. Он не хочет отпустить его за границу. Играет с ним, как кот с мышью.

Пауза. Через сцену быстрым шагом проходит Правдин, осматривается, чего-то ищет. Ольга бежит следом за ним, но он исчезает за дверью.

Ольга, не надо думать, что я вижу вокруг только заговоры и сталинские приказы.

Ольга. Нет, Люся, ничего ты не видишь, кроме своего Маки. Так было всегда. Как только ты влюблялась, сразу же менялся твой взгляд на мир. Но, ради бога, Люся, ты же взрослый человек! У тебя дети. Не веди себя как ненормальная!

Елена. Не знаю, что бы и кому я отдала, лишь бы роман дошел до людей. Душу дьяволу продала бы.

Ольга. Люся, включи радио, послушай, что происходит в мире. Катастрофы, войны, а я должна в девятый раз перепечатывать эту несчастную рукопись. «Пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Меня мутить начинает, когда снова это печатаю!

Елена. Так что же теперь, махнуть на все рукой или просто выжидать?

Ольга. О чем ты?

Елена. Скажи, Бог есть?

Ольга. Что?

Елена. Нет Бога. Значит, совсем ничего нет? Все под сомнением? И любви нет?

Ольга. Прошу тебя.

Елена. Сестра моя дорогая, умоляю, перепечатай еще раз рукопись.

За сценой духовой оркестр начинает играть похоронную музыку.

Ольга. Мне надо идти — хоронить пожарного. Потом поговорим.

Ольга выходит. Елена в отчаянии ударяет рукописью о буфетную стойку. Входит Шиваров.

Шиваров. Прекрасный обычай, провожать работников театра так торжественно — от места работы к месту вечного покоя.

Елена, удивленная, молчит.

Вы не находите, Елена Сергеевна?

Елена. Вы меня знаете, а я с вами незнакома.

Шиваров. Разумеется. Откуда вам меня знать? Мы, сотрудники управления культуры, редко бываем в таких храмах искусства как Художественный театр.

Елена молчит.

Я, кстати, большой поклонник творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. «Дни Турбиных» — великолепная пьеса! И стараюсь читать все, что пишет ваш супруг.

Пауза.

Елена. А вы читали «Батум»?

Шиваров. Пьесу о молодых годах товарища Сталина? (Пауза) . К сожалению, нет.

Елена. Жаль. Мужу очень важно знать… что еще в ней нужно поправить.

Шиваров. Я бы никогда не решился давать подобные советы. Моя сфера — только административные вопросы, я далек от проблем творчества.

Елена. Неужели?

Шиваров. Так, всякие формальности.

Елена. И выезд за рубеж?

Шиваров. Изредка… тоже.

Елена. Вы ужасно таинственны.

Шиваров. Ну какой же я таинственный? Скорее, оробевший. И чем я могу импонировать красивой женщине, жене знаменитого драматурга? Ничем. Обыкновенный совслужащий. Иван Иванович Иванов.

Елена. Наконец-то вы представились!

Шиваров. Не думал, что это необходимо. Вы и так обо мне наверняка тут же забудете.

Елена. Так считаете? Вы недооцениваете мою женскую интуицию.

Шиваров. Вот это да! И что же подсказывает ваша интуиция?

Елена. Что излишняя скромность бывает порой доказательством больших интеллектуальных возможностей.

Шиваров. Вот как?

Елена. Прошу вас прочесть «Батум». Вы убедитесь, что там нет ничего… Прощайте.

Шиваров. Приятно было познакомиться.

Из стоящей на буфетной стойке вазы вынимает бледно-розовую розу и подает Елене.

Чтобы лучше запомнили.

Елена. Спасибо. Я люблю розы. (Выходит) .

Шиваров. Тааак… Вот те на, — буржуазный салонный флирт.

Входит Правдин.

Правдин. Весь театр обошел, он тут, наверно, не был. Берков говорит, что вообще не представляет, как этот Эрдман выглядит.

Шиваров. Тише!

Правдин. Этот придурок не знает никакого Эрдмана.

Шиваров. Тише. Найдется. Придет. Без паники.

Правдин. Теряем время! Можем не успеть.

Шиваров. Не бойся. У нас не потеряется.

Лубянка. Специальная комната для допросов Пятого отделения Секретного отдела НКВД. Темнота. В углу сидит Чертов и слушает магнитофонную запись. Голос Наташи Берковой и стоны Француза смешиваются в совместном оргазме.

Голос Наташи. Oui, oui… bon… Боже мой! Да! Mon dieux… mon dieux… Боже мой! Аааа…

Пауза. Спокойный голос Наташи.

Голос Наташи. Дай мне тоже папиросу, Жак… (Пауза) . Боже ты мой! Как мы живем?!

Входят Шиваров и Правдин.

Шиваров. Чертов, оставь в покое это завоевание технического прогресса.

Чертов. Здорово монтаж получился.

Шиваров. Берков ждет?

Чертов. Ждет.

Шиваров. Пусть подождет. Перемотай пленку. Принеси папку Беркова.

Чертов. Слушаюсь.