Иноуэ Хисаси - Жизнь с отцом [=Радуги над Хиросимой]

Перевод с японского Мари Йонэхара

Литературная переработка перевода Елены Кузнецовой

Музыка и тьма медленно охватывают сцену и публику. Через некоторое время музыку разрывают раскаты грома, вдалеке сверкает молния. Постепенно в ее отсветах возникает крохотный ветхий домишко. Этот домик принадлежит Мицуэ Фукуёси, находится в городе Хиросима у восточного подножия горы Хидзи. Половина 6-го вечера последнего вторника июля 1948 года. Слева кухня, столовая, в ней стоит складной столик; рядом спальня-кабинет с книжными полками, письменным столом и большим стенным шкафом. Внезапно из прихожей, через столовую, вбегает Мицуэ, стуча деревянными сандалиями. Ей 23 года. На ней старомодная белая блузка, брюки, переделанные из поношенного кимоно. Она крепко держит в руках сумку с деревянными рукоятками. В момент ее появления ярко сверкает молния. Мицуэ, не выпуская из рук сумки, падает на татами, закрывает ладонями глаза и уши, кричит.

Мицуэ. Папочка, страшно!

Раздвижные дверцы стенного шкафа открываются. На верхней полке сидит Такэдзо.

Такэдзо. Мицуэ, сюда, сюда, прячься скорее!

Такэдзо в белой рубашке и костюме, накрывает голову подушкой, чтобы уберечься от грозы. Другую подушку кидает Мицуэ.

Такэдзо. Что же ты медлишь? Скорее влезай на нижнюю полку, накрывайся подушкой!

Мицуэ (слегка удивленно и обрадовано) . Неужели ты здесь, папочка?

Такэдзо. А где же мне быть? Для тебя я готов прийти куда и когда угодно. Как же без меня?

Мицуэ. Но это так неожиданно, непредсказуемый мой папочка…

Такэдзо. Что ты бормочешь? Скорее полезай сюда… (Сверкает молния.) Видишь, опять!

Мицуэ (влезая в шкаф) . Папочка…

Постепенно гроза уходит. Мицуэ и Такэдзо продолжают разговор, прерываемый далекими раскатами грома.

Такэдзо. У тебя, доченька, три охранника — я, стенной шкаф и подушка. С ними гром и молния не страшны.

Мицуэ. Мне уже 23! Взрослой женщине неприлично бояться грозы. Это невыносимо стыдно. Я презираю себя за это!

Такэдзо (твердо) . Но ты не виновата.

Мицуэ. Однако же…

Такэдзо. Ты до недавнего времени слыла бравой спортсменкой в легкоатлетическом клубе женского института и в любую грозу бегала по стадиону.

Мицуэ. Да, это потому, что в клубе было всего три члена, и на мою долю выпали короткая и длинная дистанции. Некогда было думать о грозах и молниях.

Такэдзо. Почему же тогда, отважная моя доченька, ты стала так бояться грозы?

Мицуэ. Не знаю, но мне невыносимо страшно…

Такэдзо. С каких пор ты стала такой?

Мицуэ. Кажется, три года назад.

Такэдзо (осторожно) . Может быть, с момента взрыва?

Мицуэ. Ты тоже так думаешь?

Такэдзо (кивая головой) . Ты помнишь Нобу, хозяина фотостудии Томита?

Мицуэ. Конечно, наша семья часто у него снималась.

Такэдзо. По мастерству он один из пяти лучших фотографов в Хиросиме.

Мицуэ. Да-да, и еще он с папочкой занимался опасными делами.

Такэдзо…Опасными делами?

Мицуэ. Ты, папочка, нашу гостиницу Фукуёсия целиком сдавал в аренду офицерам сухопутной армии. Они там регулярно проводили собрания. Благодаря этому тебе доставалось много ценного.

Такэдзо. Ну да, да. И рис, и рисовое вино, и консервы, кета, говядина, сигареты, конфеты. У нас в закромах было все. Доченька, твоя мама умерла, когда ты была младенцем. Я жалел тебя, и поэтому старался, чтобы ты ни в чем не чувствовала недостатка. Ты ведь и так страдала от недостатка материнской любви…

Мицуэ. Ты, папочка, с помощью риса и сигарет привлекал женщин на горячие воды, а когда они, обнаженные, купались, дядя Нобу их фотографировал, а снимки показывал офицерам. Вот поэтому…

Такэдзо (перебивая) . Вот поэтому Нобу сейчас продает на рынке у железнодорожного вокзала фальшивые картофельные кексы.

Мицуэ. Я это знаю.

Такэдзо. Почему Нобу, прекрасный фотограф, должен кормить себя теневой торговлей?!

Мицуэ. Это наказание за то, что он фотографировал голых женщин.

Такэдзо. Я серьезно спрашиваю.

Мицуэ. Извини, папочка.

Такэдзо. Каждый раз при фотосъемке, когда магний вспыхивал у него в руках, он видел взрыв над Хиросимой. А это ужасно. Именно поэтому ему пришлось закрыть фотостудию. Так говорил Нобу… Я хочу сказать, доченька, что вспышка магния и грохот грозы очень похожи на взрыв атомной бомбы. Поэтому и Нобу, и ты не выносите…

Мицуэ.…Это так.

Такэдзо. Все люди, бывшие в том ужасе, остро реагируют на все сверкающее, даже на светлячков. Боязнь твоя имеет причину, ее не надо стыдиться. Это право всех Хибакуся — пострадавших.

Мицуэ. Разве существует такое право?

Такэдзо. Если еще нет, тогда его надо утвердить. Если появится Хибакуся, который не боится грозы, значит, это — Хибакуся без лицензии и патента.

Мицуэ (решительно) . Папочка, это слишком.

Такэдзо. И правда, доченька… (Подходит веранде, осматривает небо.) Солнышко появилось.

Мицуэ (тоже подходит к веранде) . Действительно.

Такэдзо. Гроза ушла к морю Удзина.

Мицуэ. Как я рада.

Успокоившись, Мицуэ встает, заходит на кухню, приносит глиняные чайник и чашку.

Мицуэ. Сегодня утром, перед тем, как идти в библиотеку, я приготовила овсяный чай. Будешь пить?

Такэдзо. Как хорошо!

Мицуэ разливает чай по чашкам. Из своей выпивает залпом. Такэдзо подносит чашку к губам, но не пьет, а ставит чашку обратно на стол.

Такэдзо. Ведь я не могу пить…

Мицуэ. Прости, я забыла…

Мицуэ с удовольствием пьет чай Такэдзо. Он внимательно следит за движениями дочери.

Такэдзо. Ой, доченька!

Мицуэ. Что случилось?

Такэдзо. Пирожок. Его подарил тебе Киносита-сан. В библиотеке. Боюсь, ты его раздавила.

Мицуэ. Да, пирожок!

Из сумки, которую она не выпускала из рук все это время, достает завернутый в газетную бумагу пирожок и разворачивает его. Большой пирожок остался невредим.

Такэдзо (восхищенно) . Какой увесистый, аппетитный!

Мицуэ. Киносита-сан сказал, что купил его на привокзальном рынке.

Такэдзо. Давно я не видывал таких великолепных пирожков!

Мицуэ. Вот и Киносита-сан рассказал, что, когда он увидел этот пирожок, он остолбенел. Не мог сдвинутся с места. Он купил один пирожок. Но ноги все еще отказывались ему служить. Ему пришлось купить еще один. Тогда он смог двигаться.