Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Они приближались к кабинету директора — впереди уже показалась статуя гаргульи. Больше всего Лили хотелось поджать хвост и пуститься наутек; она боролась с этим порывом и мечтала, чтобы Северус оказался рядом и помог ей как-нибудь выкрутиться.

— Ореховые ириски, — сказала Макгонагалл, и гаргулья послушно сдвинулась налево, а часть стены уехала вверх, открывая проход. Лили слегка удивилась — вместо того, чтобы уйти, ее спутница шагнула вместе с ней на лестницу и доехала до самого верха, а там прошла чуть вперед, дважды уверенно постучала в дверь и повернула ручку, не дожидаясь ответа.

Лили уже давно не бывала в директорском кабинете — больше года, но несмотря на то, что до этого момента оставалось еще больше трех лет, сама комната, похоже, за это время ничуть не изменилась... Да уж, от такого сочетания времен просто голова шла кругом.

Облаченный в изумрудно-зеленую мантию, Дамблдор сидел за письменным столом. Лили показалось, что ее сердце и желудок собрались поменяться местами. Она привыкла к непринужденным беседам в кресле у камина — общаться с ним как взрослая, не как студентка, которую усадили за письменный стол чуть ли не в милю шириной. Привыкла говорить с ним откровенно — полностью доверяя и ничего не скрывая, а сейчас должна была обмануть человека, которому и солгать-то нельзя.

Ты должна убедить его, что тебя проклял вовсе не Северус... что Северус никогда не стал бы тебе вредить — наоборот, он готов был заболеть сам, лишь бы тебя вылечить, и готов был умереть, лишь бы исправить свои ошибки...

Горло сдавило спазмом... в кабинете было так тепло и светло, а небо за окном уже совсем почернело... в камине весело плясал огонь, портреты на стенах дремали, и их тоненькое посапывание сливалось с шипением и жужжанием серебристых блестящих приборов — звуки умиротворяли, обволакивали и укутывали. Здесь пахло тростниковым сахаром и густым, терпким ароматом чайных листьев, а сам директор улыбался, спокойно и ласково, будто любую ошибку еще не поздно исправить — Лили всегда себя чувствовала именно так, когда попадала в этот кабинет...

Внезапно ей захотелось обо всем рассказать Дамблдору — излить на него свои тревоги и печали, все, от чего сжималось сердце; слова так и вертелись на языке — целый поток признаний, откровенная исповедь...

Исповедь!..

Слово полыхнуло в голове, словно зарождающийся пожар, который наконец-то вырвался на простор. Исповедь — Контрапассо — Темные искусства — умирающий Северус, ожоги у него на руке — от ее пальцев, пальцев той, кто его проклял, — и его слова... Он собирался обречь твоего сына на гибель, но утаил это от меня; он обратил против меня мой стыд, мое раскаяние, и я послушался, я сделал все, как он хотел, как он задумал с самого начала...

Лили пришлось схватиться за спинку ближайшего кресла. Открой она рот — ее бы, пожалуй, стошнило.

— Спасибо, Минерва, — Дамблдор тепло улыбнулся им обеим. — На тебя всегда можно положиться: все будет выполнено эффективно и без промедления.

А затем он обратил свой взор на Лили — словно просветил рентгеновским лучом; взгляд прошил ее насквозь, будто пуля — сливочное масло, и в яркой белой вспышке озарения она вдруг придумала отвлекающий маневр.

— У Северуса на каникулах умер папа, — собственный голос показался ей скрежетом.

Они оба уставились на нее — и Дамблдор, и Макгонагалл; на стеклах их очков плясали отблески каминного пламени. Лили затаила дыхание — сердце колотилось о ребра...

— Умер? — повторила Макгонагалл — таким тоном, словно впервые услышала о существовании смерти.

Лили с трудом разлепила губы:

— Прямо... прямо на Рождество. Его машина сбила. Я... я была на похоронах.

— ...Батюшки мои. — Обычно невозмутимая Макгонагалл приподняла брови. — Бедный мальчик.

Дамблдор расцепил сложенные домиком пальцы и изучающе посмотрел на Лили — ей стало неуютно под этим пристальным взором. Затем задумчиво произнес:

— Уверен, что в столь трудное и горестное время дружеская поддержка много значила для мистера Снейпа.

Лили молчала — не в последнюю очередь потому, что вовсе не была уверена в его правоте. Она и сама не знала, переживал ли Северус из-за смерти отца... почти перестала понимать своего друга — что он думает и что чувствует... Даже тогда, когда он терял над собой контроль, и можно было увидеть хоть какую-то реакцию, Лили все равно не понимала, отчего он реагирует именно так — словно видела только поверхность, а сам Северус обитал где-то там, в глубине.

— Пожалуйста, присядьте, мисс Эванс, — предложил Дамблдор, махнув рукой в сторону кресла перед письменным столом — того самого, за спинку которого она держалась. — Спасибо, Минерва. Извини, что помешал тебе ужинать.

Макгонагалл вышла. Когда за ней захлопнулась дверь, Лили присела — словно на электрический стул; ей всегда было проще встретиться лицом к лицу с врагами, чем кому-то солгать — особенно тем, кого считала друзьями...

Дамблдор знал, что мальчику придется умереть, но утаивал это от меня, пока не стало слишком поздно...

Лили сглотнула и уставилась куда-то на плечо директора.

— Я... я в чем-то провинилась, сэр?

— Вовсе нет, — заверил ее Дамблдор — словно Санта Клаус, который утешает напуганного малыша, что нет, ему не грозит получить угольки вместо рождественского подарка. — По правде говоря, я очень рад видеть вас в добром здравии. Должен признаться, что пару дней назад ваше состояние внушало мне серьезные опасения — однако, насколько я понимаю, с тех пор вы уже успели прийти в себя?

— Да, сэр, — согласилась Лили — последнее ее слово заглушил неожиданный стук в дверь.

— Заходи, Поппи, — отозвался директор; замок щелкнул, и в кабинет вошла мадам Помфри. Неужели Дамблдор затеял все это только ради медицинского осмотра?

Чутье подсказывало, что дело швах. Что он знал о проклятии? А об исцеляющих заговорах в целом? А как...

— Добрый вечер, мисс Эванс, — отрывисто поздоровалась мадам Помфри — и не успела Лили выдавить ответное приветствие, как оказалась под прицелом волшебной палочки. Взмах — и палочка просканировала все ее тело, от макушки до пяток, потом вернулась к голове — описала круг и закончила путешествие, тронув Лили за запястье.

— Пульс нормальный, степень утомления тоже — для пациента, недавно пострадавшего от темного проклятия...

Не сдержавшись, Лили вздрогнула всем телом — но мадам Помфри продолжала, указав на ее рукав:

— ...а кроме того, мои глаза подсказывают, что тут есть следы крови.

— Это Северус, — созналась она — и торопливо пояснила, заметив сведенные брови собеседницы, — в смысле, это его кровь. Из пореза на лице. Сириус — Блэк — попал в него заклятьем.