Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Северус вздохнул.

— Я даже объяснить еще ничего не успел.

— Какие объяснения? Сев, да что я натворить такого должна, чтоб ты в итоге оказался на больничной койке! Тебе же совсем плохо будет!

— Ну да, в этом весь и смысл, — сказал Сев. На его лице явственно отражалась мысль "ну и кто тут полный тупица?"

— Да не хочу я тебе вредить, ты, придурок!

— Либо это сделаешь ты, либо они, — сообщил он, слегка приподнимая брови.

Лили так и онемела. Только уставилась на него, тяжело дыша; замотала головой, сама не зная, что именно отрицает — то ли отказывает ему в просьбе, то ли просто не хочет, чтобы он оказался прав.

— Я знаю, что умений и навыков у тебя хватит, — продолжал Северус, все еще удивленно приподняв брови. — Ты как-то раз прокляла Эйвери — когда он пришел в себя, то так тебя обложил, что даже я его словарному запасу поразился. Потом многие из... нас... — на мгновение его лицо исказилось — она так и не поняла, издевка это была или отвращение, — спешили убраться у тебя с дороги.

О да — эту историю Лили не забыла.

— Контрапассо*, — прошептала она. Одно из заклинаний Дамблдора; на тренировках его не разучивали, потому что оно действовало только на людей — на людей, которые, во-первых, совершили ужасные вещи, а во-вторых — были способны на угрызения совести. Если в душе оставался хотя бы еле тлеющий уголек раскаяния, Контрапассо раздувало его до бушующего пламени.

— Нет, Сев. Нет. Я не могу так с тобой.

Северус перевел на нее этот оценивающий взгляд — словно заглянул ей прямо в душу и увидел, как она стояла над поверженным Пожирателем Смерти — Эйвери, как она теперь знала — разрываясь от жестокого ликования пополам с лютым отвращением к себе.

— Подойдет что угодно столь же опасное, — только и сказал он.

Она снова замотала головой, но Северус, должно быть, понял, что она протестует оттого, что ей все это не нравится, а не оттого, что отказывается помогать. Он терпеливо произнес:

— Лили, я не могу накладывать проклятия сам на себя. Все должно выглядеть правдоподобно. Я должен серьезно пострадать и суметь это доказать, когда мое отсутствие станет предметом разбирательства.

Лили сглотнула.

— Ты сказал "когда", а не "если".

— Уверяю тебя — не случайно.

О Господи. Лили содрогнулась. Она вспомнила, как Северус ее спас — на том поле боя, где пахло горелой травой, а на черном небе проступал оранжевый цвет; как выплывали из темноты металлические маски Пожирателей Смерти, блестя от вспышек заклинаний; взрыв — и Волдеморт вошел к ней в дом; треск ломающейся двери, голос Джеймса — беги, Лили, возьми Гарри, я его задержу... и зеленый свет — свет, который заливал все, окрашивал даже ее сны, стоило только закрыть глаза...

— Сев, это что-то изменит?

Он закрыл глаза и медленно их открыл. Сразу ничего не сказал — раздумывал над ответом, как она догадалась. Ей хотелось взять его за руку и держать — чтобы держаться хоть за что-нибудь...

— Невозможно предсказать, что именно мы изменим, а что останется как было, — сказал Северус наконец; черные глаза его казались непроницаемыми. — Но Пожирателем я больше не стану. Никогда.

Больше никогда...

— Ладно... ладно. Я это сделаю, — ее сердце пропустило удар. — Но так и знай... это — то, что с тобой будет — это нехорошо... неправильно.

— Конечно, — сказал Северус.

Она могла только гадать, отчего у него заблестели глаза — словно океан в полнолуние.

* Контрапассо — см. Ад Данте. Специфическая форма воздаяния за грехи. (прим. перев.)

Положительно, ей стоило поблагодарить Сева за новый повод для беспокойства — не то она совсем потонула бы в своих мыслях и чувствах, валяясь в этой кровати. Так можно было хоть иногда не думать о Джеймсе и малыше и сконцентрироваться вместо того на Пожирателях Смерти, той опасности, которую они представляли для Сева, и той опасности, которую он собирался навлечь сам на себя с ее посильным участием.

Но если бы не этот страх задуматься о чем-то худшем — Лили точно возненавидела бы его план на сто десять процентов вместо нынешних девяносто восьми.

Северус остался до самого вечера. Правда, часа в два он порывался уйти, но она его остановила.

— Если тебе надо домой, чтобы помочь маме — то иди... но если ты думаешь, что я этого хочу...

— Тебе нужен отдых, — произнес он тем безэмоционально-окклюментным тоном, который она уже начинала ненавидеть.

— Я и отдыхаю. Пожалуйста, Сев. Ты в миллион триллионов тысяч раз отдыхательнее, чем Петунья.

— Она постарается отыграться на тебе за то, что я остался надолго, — сказал Северус, но нерешительность его была весьма выразительна.

— Да нет, я могу с ней справиться — просто не хочу этим заниматься прямо сейчас, — уточнила она. Северус посмотрел на нее скептически. Она подумывала рассказать ему о том замечании Петуньи, которое "и давно вы встречаетесь?", но отчего-то слишком смутилась, промолчала и в конце концов спросила о Хогвартсе.

Он, похоже, счел, что она совсем свихнулась, раз заинтересовалась такой скукотищей, как преподавательская рутина. Лили спросила, отчего в таком случае он сам там остался, и он ответил:

— Хогвартс был моим домом, — и выглядел при этом как-то неловко. Или, быть может, одиноко.

— Тогда расскажи мне о нем, — попросила Лили, улыбаясь самыми краешками губ. Ей хотелось к нему прикоснуться, но она опасалась, что он опять уйдет в себя, скроется в той далекой, темной глубине, от которой у нее уже сердце разрывалось.

Но очень скоро он отклонился от школьной темы и начал рассуждать о своей грядущей госпитализации. Лили еще ничего не успела сделать, даже к палочке своей еще не притронулась, но уже прониклась глубочайшим отвращением и к этому плану, и к себе самой, и к Люциусу Малфою и Волдеморту. К последним — за то, что не оставляют ей выбора, и за то, что проклясть Северуса — все же лучше, чем те пытки или что там для него придумает эта стая шакалов в человеческом обличье.

Да, альтернатива гораздо хуже... она что угодно сделает для Сева, чтобы удержать его подальше от Пожирателей Смерти.

Даже причинишь ему боль. Уже во второй раз, верно?

Но если этого не сделать — в итоге она умрет. И он умрет тоже.

Северус сказал — им придется подождать, пока Лили не поправится. Заодно и до Нового года останется меньше времени. Со сроками ошибиться нельзя, предупредил он. Ночь с тридцать первого декабря на первое января он должен провести в больнице, и чувствовать себя настолько плохо, чтобы быть не в состоянии улизнуть на запланированную встречу.

— Все знают, что прошлой весной мы поссорились, — произнес он голосом столь же далеким и безжизненным, как дно пересохшего колодца. — Это добавит правдоподобия, если начнут задавать вопросы; но я не хочу, чтобы кто-то знал наверняка, что меня прокляла именно ты. Если спросят — скажем, что нападавший сбежал.