Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Я всего лишь строю гипотезу, — по его меркам это прозвучало почти примирительно. — Основываясь на тех симптомах, которые ты описала. — Затем он резко сменил тему: — Ты знаешь, как работает светлая магия?

— Я... — она не знала. Ну не глупо ли? — Через волшебную палочку? Но нет — для темной она тоже нужна, значит, дело не в...

— Светлая магия использует палочку, чтобы позволить волшебнику контролировать его собственную силу. Представь, что ты пытаешься набрать воды из ручья: твоя палочка в этом случае выступает как ковш, и чем ты могущественнее — тем больше тебе в него удается набрать. Поначалу воды — или же силы — удается зачерпнуть совсем чуть-чуть, отсюда превращение спичек в иголки; но тренированный волшебник уже способен превращать неодушевленные предметы в живые существа.

— Ясно, — пока что ей и впрямь все было понятно.

— При этом ты используешь только свою собственную силу, а волшебная палочка выступает как своего рода канал. Концентрируясь и прилагая волевое усилие, ты заставляешь систему работать; вопрос только в том, насколько ты контролируешь свои способности. Но после того, как письменный стол превратится в поросенка, силы у тебя не прибавится — ты воспользовалась только тем, что и так было твое. Темные же искусства используют как канал не волшебную палочку, а самого волшебника.

Лили моргнула.

— Вернемся еще раз к ручью, — его голос стал таким же, как когда он рассуждал о Волдеморте-политике: повелительным и почти гипнотизирующим. — Когда ты занимаешься светлой магией, из ручья невозможно набрать больше воды, чем тебе позволяет твой ковш. Твой потенциал конечен. Но если прибегнуть к темной магии, то можно получить доступ к той силе, которая иначе была бы тебе неподвластна. И инструмент в этом случае — ты сам, а не твоя волшебная палочка, хоть она и используется для того, чтобы направить призванную волшебником силу. Но сама сила тебе не принадлежит; она поступает извне. Именно поэтому сопоставимые по сложности темные и светлые заклинания влияют на окружающее в разной степени: эффект от низшего светлого заклинания будет весьма незначительным, а от низшего темного — куда как ощутимее.

— Ага... Так ты поэтому сказал, что Контрапассо могло так сильно на тебя подействовать, хоть оно и низшее... — Означало ли это, что с низшим темным заклинанием по силе сопоставимо только высшее светлое? Если да, то высшее темное... От этой мысли ее замутило.

Он слегка склонил голову — словно в полукивке; волосы завесой накрыли щеку.

— В том числе и поэтому Темные искусства так манят людей: им кажется утомительным и скучным возвращаться к светлым заклинаниям, которые требуют таких серьезных усилий, но так мало дают взамен. С темной же магией всякий раз, как ты заставляешь себя сделать еще шаг, то получаешь доступ ко все возрастающей силе. Но за все нужно платить — таков основной закон магии; все, что Темные искусства дают, они в равной же степени и забирают.

— Боль, — поняла Лили, вспоминая, как вертелся перед глазами мир и пульсировало все тело. — Отдача от заклинания.

— Да. — Он выглядел довольным — из-за того, что она не потеряла нить беседы? — Все, что ты описала — дезориентированность, повышенная светочувствительность, тупая боль и вестибулопатия — обычные побочные эффекты темного заклинания низшего уровня.

— И что, это считается слабой отдачей? В меня же словно грузовик врезался!

— И именно по этой причине люди, как правило, не преуспевают в темной магии, несмотря на все свое бахвальство, — эти слова Северус проговорил так, словно они мало что значили. — По сравнению с отдачей от заклинания среднего уровня тот же Круциатус — все равно что шлепок по ладони. Поэтому во время войны в основном использовались лишь низшие темные заклятья, и даже в среде Пожирателей Смерти, где Темные искусства не просто поощрялись, а расцветали пышным цветом, только очень немногие были способны освоить что-то, кроме самого простого.

Лили молчала, обдумывая услышанное, сама не зная, хочется ли ей расспрашивать дальше.

— А кто освоил высшие? — к концу этой фразы ее голос едва не сошел на нет. — Малфой?

Северус фыркнул, словно эта идея основательно его позабавила.

— Люциус не дотянул даже до среднего уровня. Я не преувеличиваю в отношении боли, Лили. Помнишь, что было, когда ты открыла глаза?

Только не красней, только не красней... Сев что — тоже зарделся? Ну да, сконфузишься тут, когда ни с того ни с сего так руки распускают...

— Я имею в виду твои эмоции, — кашлянув, пояснил он.

— Я... я до смерти перепугалась, — припомнила Лили. — С тобой... с тобой мне ничего не грозило — я это знала, как и то, что ты... что с тобой мне станет лучше.

— И это тоже связано с отдачей от заклинания, — сказал он негромко. — Конкретное чувство и степень его выраженности коррелируют с назначением примененного заклинания, а не с намерениями волшебника. Контрапассо заставляет терзаться, вызывает мучительный страх... ты испугалась. Что, опять же, не доказывает с необходимостью, что это непременно темное заклинание — или, по крайней мере, основанное на тех же принципах действия — но такое предположение выглядит логичным.

Лили сглотнула, заставляя себя думать о самой беседе — не о том, что она означала.

— Так значит, — на этих словах ее голос дрогнул, — большинство людей не может выдержать отдачу, и именно это их останавливает?

— Верно, — он старательно изучал собственный ноготь — чтобы не встречаться с ней взглядом? — Кроме того, порой отдача от заклинания оказывается фатальной. В том случае, если волшебник неверно оценивает свою способность переносить боль. — Вот теперь он точно нарочно ее избегал, сосредоточившись на своем заусенце.

Лили передернуло.

— Они сами себя убивают?

— Не намеренно, нет. Но они себя переоценивают. Темная магия почти всегда меняет тех, кто ей занимается. Если ведьма или волшебник оказываются способны перейти к более сложным заклинаниям — если они могут вытерпеть боль — эта новая сила их... одурманивает.

Он произнес эти слова таким тоном, и так расслаблено при этом было его лицо, что Лили с одного взгляда прониклась уверенностью: Сев принадлежал к числу тех немногих Пожирателей, кто поднялся до заклинаний высшего уровня.

— Ты что угодно вынесешь, — сказал он все тем же тусклым голосом, — только чтобы эта сила возвращалась к тебе снова и снова.

У нее отнялся язык. Северус заговорил громче — словно поднимался в день сегодняшний из глубин воспоминаний; благо что Лили еще не успела решить, как относиться к услышанному.

— Но не забывай, что за все нужно платить, и Темные искусства воздействуют не только на магию, но и на разум. Яркий пример тому — Беллатрикс; она была способна на сложнейшие заклинания, но в конце концов... пристрастилась к боли. На этом этапе такого рода зависимость возникает у большинства волшебников; когда заходишь так далеко — это единственный способ выжить. Сила и боль становятся одним и тем же, и когда это происходит — личность адепта совершенно меняется. Такие, как Беллатрикс — и Темный Лорд, который всегда был на голову ее выше — становятся неспособны отождествлять себя с чем-то, кроме боли. Они причиняют боль другим и сами ее испытывают; это приносит им радость и поднимает настроение.