Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Конечно.

— Скажи им, что я не шутила, — Лили прижалась к нему щекой, вцепилась в мантию — туда, где под тканью стучало сердце. — Они не должны тебя обижать...

— Непременно до них это донесу.

Она почувствовала его пальцы у себя в волосах — невесомые, как перышко — а потом все-таки уплыла в темноту и тепло...

Но где-то там, на самом дне, точно зияющий провал, ее поджидал холод.

* * *

— Твою мать... Что ты с ней сделал?! — воскликнул Сохатый, и Сириус осознал, что все — сейчас будет полный пиздец. Джеймс обычно не ругался на маггловский манер — да он даже слово "дерьмо" не вспоминал, пока совсем не терял от ярости голову.

Будь на месте Сопливуса кто-то другой, Сириус отдал бы ему должное: вместо того, чтобы прятаться за Эванс, он уложил ее на кровать и поднялся на ноги. А ведь мог так ее и оставить, и Сохатый ни на что бы не решился — из страха промахнуться и попасть в нее.

— Я? Ничего, — с ледяным презрением отрезал Снейп, глядя на Сохатого так, как сам Сириус смотрел бы на таракана. Или на Кричера. — Это ты, тупой долбонавт, не отставал от нее до тех пор, пока не довел до обморока.

— Язык прикуси, Сопливчик, — почти ласково протянул Сириус. Ответный взгляд Снейпа полыхнул ненавистью — едва ли не осязаемой; от нее прошибала дрожь, как от электрического разряда.

Иногда ему казалось, что он подсел на эти драки с Сопливусом. Вытащить палочку, чтобы снова увидеть этот взгляд... все равно что сигаретой затянуться — ощущения были такие же. Своего рода уникум, этот Снейп: гнусная, злобная, порочная тварь — только дай ему шанс, и он так тебя тяпнет, что ты никогда уже не оправишься. Не умрешь, о нет, но и прежним больше не будешь.

Именно так действовала темная магия; преуспеть в ней мечтали все Пожиратели, но на деле это было почти нереально: свихнешься на хуй — если прежде не сдохнешь. Ни одному шестикурснику такое не под силу, как бы он ни старался и какой бы мразью при этом ни был.

Сириус это знал. Но то, как уставился на него Снейп... что-то в его глазах наводило на мысли...

Пальцы словно обожгло — так вскипела в них кровь.

— Ну так что, Поттер? — поинтересовался Снейп, но смотрел при этом на Сириуса. — Отважишься на меня напасть, пока твоя дражайшая Эванс лежит без сознания? Сейчас она между нами не бросится... если, конечно, я не воспользуюсь ею как щитом, — добавил он с безжалостной непринужденностью и наконец-то перевел взгляд на Джеймса... в глазах его светилась жестокость — Сириус еще не видал ничего подобного, даже когда Снейп играл с мышами, словно кот.

— Так как, ты хочешь рискнуть? А, Поттер? — в его шепоте слышалось злорадство, вкрадчивое и беспощадное. — Пожертвуешь своей дамой сердца? Все, что требуется от меня, — на его губах зазмеилась улыбка, — это оказаться чуточку проворнее.

Что за чувства отразились на лице Сохатого при этих словах, Сириус видеть не мог. Возможно, те же самые, что и на его собственном. Снейп небрежно придерживал палочку в левой руке; кончик ее будто нечаянно указывал на Эванс... она лежала на кровати, неподвижная, словно мертвец, и такая же бледная; пересохшие губы растрескались...

Сириус покрепче стиснул палочку.

А потом моргнул: порыв магии задел кисть, иголочками пронесся по тыльной стороне ладони. Повысив голос, Лунатик прокричал:

— Мадам Помфри! Лили в обмороке!

Не веря собственным ушам, Сириус повернулся к нему — и в этот момент дверь с шумом распахнулась, и мадам Помфри выбежала из своего кабинета — в развязанном фартуке и с палочкой наголо. Увидев, что в больничном крыле намечается потасовка, медсестра выпрямилась и сердито взмахнула рукой.

— Вон отсюда! — возмутилась она. — Сейчас же уберите палочки и вон отсюда, вы все! Здесь положено отдыхать и набираться сил — и не вздумайте сегодня загреметь в лазарет!.. Выставлю и даже бинта с собой не дам! Вы... да вы же просто невозможны!..

Хвост что-то пропищал и удрал — только двери хлопнули. Сохатый заспорил с Помфри — зря, конечно; судя по тому, что Сириусу удалось разобрать, в ответ она закатила ему целую лекцию, негромкую, но весьма гневную.

Должно быть, Снейп решил сохранить лицо, поэтому пререкаться с ней не стал. На Эванс он даже не оглянулся; зашагал по проходу между кроватями, не сводя с Сириуса глаз — темных, бездонных и полных холодного отвращения.

— До встречи, — прошептал Снейп, проскользнув мимо.

— Буду ждать с нетерпением, — сквозь зубы прошипел Сириус — и, как только несостоявшийся противник исчез из вида, повернулся к Лунатику.

Тот стоял на полу, бледный и всклокоченный, одетый в тонкую пижамную футболку — надо же, никаких тебе мурашек на руках, хоть в комнате и было зябко. Ну да, у оборотней всегда повышенная температура.

— Снейп наложил заглушающее заклятье, а ты его снял, — сказал Сириус, сам еще не зная, как к этому относится. Наверное, чуть-чуть восхищается: Ремус это сделал невербально, да еще и с противоположного конца комнаты.

Лунатик казался каким-то отрешенным, хоть глаза при этом и не прятал.

— Лучше поторопись, пока она не взялась за тебя.

— Ага, — согласился Сириус, убирая волшебную палочку в карман. — Я подожду снаружи, — он развернулся, чтобы уйти, но едва не наткнулся на Сохатого — бледного как полотно и с пылающими щеками.

Руку щекотало остаточное тепло — от Ремуса шел жар, как от печки. Вслед за Джеймсом Сириус вышел в коридор и закрыл за собой двери. Там никого не было; Хвост либо караулил за углом, либо смылся с концами... скорее, конечно, второе, чем первое.

И Снейп исчез тоже.

— Это... это... — Сохатый даже начал заикаться.

— Я в курсе, приятель, — произнес Сириус. Он никогда не видел, чтобы Джеймс так заводился, но точно знал, что сейчас его лучше не трогать: только огребешь — либо в глаз, либо какой-нибудь сглаз. У него даже руки тряслись, а взгляд казался остекленевшим — то ли от злости, то ли от страха.

Сириус попытался вспомнить, приходило ли ему когда-нибудь в голову, что Снейп может стать таким... таким... каким он стал. Скорее всего — нет. Это было... что-то немыслимое.

В тишине коридора отчетливо слышалось тяжелое дыхание Сохатого.

— Раньше ты мне не верил. — Вдох. Выдох. — А теперь убедился.

— Теперь убедился, — подтвердил Сириус, хотя раньше не то чтобы не верил — скорее, не хотел брать в голову. Но рассказывать об этом Джеймсу было бы полным мудачеством.

— Бродяга. — Ой, пиздец... Это что — слезы?.. О Боже. — Что, если он ее убьет?..

Какой-то внутренний голос требовал найти этого злобного ублюдка, эту бешеную тварь, и растерзать его на части, кусок за куском. Сириус порой даже не мог уснуть — так донимали его мысли о том зле, что привольно бродит по Хогвартсу; он знал, что рано или поздно Снейп вольется в эту тьму и будет сеять ее везде, где только появится.