Владимир Болучевский - Шерше ля фам

– Ребята,– Андрей Иваныч оглядел приятелей теплым взглядом.– Как я люблю ваш город! Тут у вас такая атмосфера… каждый раз как-то… так отдыхаешь…

Петр кашлянул в кулак.

– Я пришлю тебе открытку с «Авророй», – усмехнулся Гурский.

Поезд тронулся.

Андрей Иваныч вскочил в тамбур, держась за поручень, высунулся из двери и, глядя на удаляющихся вместе с перроном друзей, взревел:

– Тага-анка!!! Все ночи по-олные огня-а!!!

– На, держи, – неторопливо бредя по платформе, Гурский протянул Волкову аудиокассету с признанием Дугина.– А то еще забуду.

– Ага, – кивнул Петр, взял кассету и убрал в карман.

Они повернули налево, спустились по ступенькам и вышли на Лиговку.

– Домой не хочется, – вздохнул Гур-ский.

– Поехали ко мне?

– Поехали. Только давай немножко по Невскому прогуляемся?

– Да я в таком виде… – Волков скептически взглянул на свой спортивный костюм. – И еще и волына выпирает.

– Да и наплевать. Подумаешь… – Александр огляделся вокруг. – Мы же дома.

– Тоже верно.

Они пересекли Литовский проспект, дошли до перекрестка с Невским, повернули налево и не спеша пошли по тротуару.

– А согласись, – нарушил молчание Петр, – повезло тебе с этим колечком.

– В смысле?

– Ну, в том смысле, что… как бы ты иначе… вот так вот взял бы сразу и догадался, что они… что это, короче, она одна, а не двое их?

– Во-первых, вовсе и не сразу. А во-вторых… много у нее проколов было. И с выпивкой бодяженой, и чисто интонационных, и вообще… – Гурский достал из кармана куртки пачку сигарет, – трудно сказать… «как догадался?» Оно же все на подкорке копится-копится, а потом вдруг – раз! – и выстреливает.

– Что копится?

– Вероника твоя, которая Вера и Ника, а на самом деле – одна девчонка. Потом две как раз девчонки, которые со мной одновременно в бане были… они же для меня спьяну обе были, как одна. Ну и, конечно, самое главное – аромат.

– Аромат?

– Конечно. Видишь ли… бывают, конечно, на свете две очень похожие женщины; бывают даже близняшки однояйцевые, причем настолько одинаковые, что их только мать родная различить и может. Но все равно, это два разных человека, две отдельные личности, согласен?

– Разумеется, – кивнул Петр.

– Ну и вот… а знаешь, кстати, как этих Аню и Яну мать в детстве различала? Ну… не когда купала, конечно же, а в одежде, в быту?

– Как? – заинтересовался Петр.

– Она сама мне однажды подсказала, только я не сразу осознал. Это у меня потом все как-то вдруг сложилось и… стрельнуло.

– Кто подсказал, мать?

– Яна,– Гурский прикурил сигарету.

– И что?

– Она сказала, что в детстве их только мама различать могла. А потом и говорит: «Уж даже и не знаю, как. По запаху, что ли?»

– Ну?

– Ну так вот, не бывает на свете двух женщин, Петя, которые пахли бы одинаково.

– Ну?

– «Ну», «ну»… Чего разнукался-то? Запах, аромат один и тот же. Что от одной, что от другой. Вот и все, – пожал плечами Адашев-Гурский. – А так не бывает. Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Вот что меня постоянно ломало подсознательно, покоя не давало. А я все понять не мог. А потом понял.

– Н-нда… – пробормотал Волков, – а мне и в голову не пришло.

– Так тебе и на аромат еды плевать.

– Ладно, тоже мне тут…

– А уж потом, когда я понял, что одна сестра себя за обеих выдает, я уже стал думать: «Пуркуа, собственно?» Если, допустим, умерла каким-то образом младшая – ну и что? Зачем весь этот цирк? Нет никакого смысла. А вот если старшая… тогда все на свои места и встает. Это же элементарно, – Адашев-Гурский стряхнул пепел на тротуар.

– И все равно на одном интервью, которое тебе якобы Заславский дал, ты бы их всех не раскрутил. Плевать им на это интервью. Что оно доказывает? Что на Заславского наезжали? Ну и что?

– Так это же я только для того, чтобы в дом пустили. Кто б со мной просто так разговаривать-то стал? Надо же было чем-то заинтриговать, – Александр огляделся вокруг и, не найдя взглядом урны, выбросил докуренную сигарету к краю мостовой.

– И все равно,– упрямо повторил Петр. – Аромат, интонации… рассуждения твои всякие… Не нашел бы ты в машине колечка, и грош бы всему этому была цена. Повезло тебе просто.

– Вот это вот колечко? – Адашев-Гурский вынул из кармана брюк кольцо с бриллиантиком и взглянул на Петра.

– Ну да, – пожал плечами Волков. – А какое же еще?

– Девушка! – Александр обратился к одиноко идущей навстречу невзрачной девчушке.– Девушка, извините, пожалуйста, я прекрасно понимаю, что заговаривать на улице с незнакомыми людьми предосудительно, но…

– Да? – остановившись, она робко подняла на Гурского глаза.

– Вы знаете… вечер сегодня такой чудесный, а вы идете такая грустная. Это совершенно неправильно. Вот смотрите, – он показал ей кольцо, – это колечко непростое. Давайте-ка я его вам на пальчик надену… вот так… вот… смотрите-ка, оно вам в самый раз! Вот теперь вам обязательно повезет. Сегодня же.

– Да? – покраснев, расцвела вдруг девушка.

– Непременно. Позволите ручку поцеловать? – Адашев-Гурский склонился к ручке.

– Спасибо… – девушка распрямила плечики, встряхнула головкой и пошла по тротуару легкой походкой, поглядывая на свое отражение в стеклах освещенных витрин.

Волков с интересом проводил ее взглядом.

– Так вот, Петя, – Гурский прикурил новую сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым через нос. – Мне это колечко Ванька Мавсесян сегодня за полчаса слепил. По твоей фотографии. Из берильки и фианитика.

– В смысле?..

– Да ни фига я в этой машине не находил. Понял?

– Ну-у, Гурский… – покачал головой Петр.

– А вот так.

– А настоящее где?

– Кто ж знает? Потерялось.

– Да…

– Ладно. Выпьем?

– Нет. Леха говорит, что Дед завтра прилетает. Да и с Борманом еще разбираться. Не хочу, чтобы от меня перегаром воняло.

– Ну, а я водочки выпью. Обязательно.

– Имеешь право, – согласился Волков. – Вне всякого сомнения.