Анатолий Бочаров - Призрачный престол

— Если это стихи, — сообщил ему Дэрри, — то довольно дурацкие. И зовут меня вовсе не так, — он решительно перелез через край лодки и уселся прямо напротив перевозчика. Подавил желание отобрать у него трубку и лишь вновь приложился к вину. Вступать в беседу он больше не пытался. Какой смысл, если все равно получишь в ответ маловразумительную чушь?

Лодочник затушил трубку, неспешно шевельнул веслом, и они отчалили, выходя на середину реки. Причал сгинул следом за городом, как пропали и берега, и вскоре лодка медленно двигалась в кромешном тумане, на темных беззвучных волнах, от которых слегка пахло водорослями и тиной. Гледерик пил и хрустел сухарями, и думал, что лучшей награды за все перенесенные им тяготы ему, пожалуй, больше и не дождаться.

«А, впрочем, — подумал он мрачно, — заслужил ли я хоть какую-то награду? Я ушел, струсил, позорно сбежал. Возможно, наша победа над тьмой не восстановила завесу между мирами. Возможно, мертвецы еще вернутся — или их призовет очередной новоявленный некромант, и уже не с хотя бы относительно благими помыслами, как Бирн, а исключительно ради своей власти. Возможно, Холпин не справится с доставшимся ему королевством, и оно падет, погружаясь в хаос и окончательно разрушаясь. Я мог бы остаться и пытаться этому помешать — но предпочел оставить проигранное поле боя за своей спиной, как поступал, впрочем, всегда».

Хотелось раствориться во тьме. Все, чего он по большому счету достоин.

— Можешь не думать о возвращении, — угадав, а может и прочитав его мысли, сообщил перевозчик. — То, чего вы сделали вместе с сыном принцем Брейта, вполне хватило. Сущность, пожиравшая завесу прежде, чем она восстановится, изгнана — и стены миров встали на им положенное место. Бирн, сам объятый тьмой, не понимал, с чем столкнулся. Она вплеталась в магию Клэг так плотно, что Бирн счел — это неотъемлемая ее часть. Она была здесь все время, хоть вы и не понимали этого, и ее нужно было, необходимо изгнать. Книги не говорили о природе ритуала ничего конкретного, лишь то, что чаша подскажет, как действовать, а дальше флейта и меч помогут. Составлявшие их друиды не обладали всеведением, не могли предусмотреть всего, с чем вам придется столкнуться, и написали только о главном. Зато некромант выяснил нечто другое, что предпочел скрыть. Айдан Бирн не сказал тебе, что согласно правилам, прочитанным им в старых книгах, мертвец, осознанно пожертвовавший жизнью ради спасения мира, обретает новую жизнь. Клэг наполняет его ею, вновь возвращая в число живых. Он молчал… потому что знай ты, что ничем не рискуешь, ничего бы и не сработало.

— Так что, — поднял брови Гледерик, — я теперь человек?

— В той степени, — сообщил ему лодочник, — в которой это позволяет тебе твоя не вполне человеческая кровь. Думаю, она еще напомнит о себе снова… но не сегодня и не завтра. Так что покуда живи, как сумеешь, и постарайся нигде не напороться ненароком на выставленный кем-нибудь меч. Сдается, парень, твоя история еще не закончена.

По-хорошему, новость должна была принести вместе с собой облегчение — но вместо этого она не оставила на сердце Гледерика совсем никакого отклика. Снова полностью живой, возвративший себе человеческую природу, Дэрри чувствовал себя мертвым больше, чем в те недавние безумные дни, когда они с Гаретом Крейтоном и Остином Колдером, преодолевая все мыслимые препятствия, прорывались в город Карлайл. Погибшие друзья не отпускали, а собственная неспособность за них отомстить жгла изнутри огнем.

Весло поднималось и опускалось, и лодка медленно взрезала воду.

— Ты тот, кого называют Харон? — немного помедлив, спросил Гледерик.

— Было у меня много имен, Галахад — как, впрочем, и у тебя, — в голосе лодочника послышалась ничем не скрываемая насмешка. — Звали меня и Хароном, среди эллинов, как звали еще и по всякому — в иных землях, в прочие дни. — Перевозчик немного поерзал, и Гледерику показалось, что под серым плащом сверкнуло нечто ослепительно белое. Раздался шелест невидимых крыл. Гледерик потряс головой — и наваждение мигом пропало. Теперь перед ним сидел просто сгорбленный незнакомец, наверняка пожилых лет, если судить по голосу, и кутавшийся в плащ не иначе просто от холода. Словно не заметив его замешательства, лодочник продолжал: — А правильно, шкет, ты пошел тогда на зов Гарета. Остался бы безучастным, топал бы себе прямо преспокойно, как я тебе насоветовал — до скончания времен затерялся бы во мгле. Иногда мы просто делаем хорошие дела, когда можем, и неважно, в какую они упадут почву.

Гледерик не ответил.

Он не сумел бы определить точно, сколько времени они еще плыли — может, несколько часов, а может, несколько лет. Лодка качалось, весло скрипело, иногда перевозчик принимался тихо напевать себе что-то под нос, и некоторые песни Гледерик узнавал. Его клонило в сон, но он изо всех сил держался, не клевал носом — откуда-то явилась твердая уверенность, что спать сейчас, на борту, ни в коем случае нельзя, если ему хочется потом проснуться. Память о перенесенных невзгодах поблекла, отступила в прошлое, почти перестала жалить — но все-таки не до конца.

Миновало еще некоторое время, и туман принялся редеть. Сквозь него проступили смутные контуры высоких башен и больших домов, во многих окнах сразу зажегся свет, проступили отдаленные городские шумы — и некоторые из этих шумов казались совсем непривычными его уху. Он не различал ни ржания лошадей, ни ругани извозчиков — а только лишь непонятный приглушенный гул, немного напоминающей трескотню цикад, но утробнее и громче разом. Мгла над головой совсем рассеялась, приоткрывая ночное небо, усеянное знакомыми созвездиями. Дэрри без труда различил Медведицу, Полярную и Кассиопею. Впрочем, над Регедом сверкали те же самые звезды, что и дома — и это не значило еще ровным счетом ничего. Что выглядело странным, так то, что звезды казались намного тусклее обычного, а само небо — светлее, чем ему положено ночью.

Берег приблизился неожиданно, обозначился гранитной набережной. К темной воде, выглядевшей довольно мутной и исчерканной отражениями далеких огней, спускались аккуратно сделанные ступеньки. Подчиняясь непонятному инстинкту, Гледерик встал, перепрыгнул с лодки на самую нижнюю из них и, лишь тогда повернувшись к перевозчику, бросил ему флягу с вином и последний оставшийся сухарь — в качестве платы за проезд.

— Куда мы приплыли? — поинтересовался Гледерик.

— Куда тебе положено, туда и приплыли, — буркнул лодочник. — Все, иди, не задерживай меня, дел по горло еще. За проезд, считай, расплатился — да не пойлом этим паршивым, которое пить невозможно, а тем, что в точности сделал тебе полагавшееся. Мир вы спасли, а тамошние дальше сами как-нибудь разберутся. Так что живи помаленьку и жди, когда время твое придет, а оно придет, непременно. Встретишь Пендрагона — сообщи ему, что задувают злые ветра. Пусть будет готов. Пусть не доверяет пришельцам с Кольца.