Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

На его крики боги сбежались во дворец с бронзовым полом. Принеслись Потрясатель земли Посейдон, Быстроногий Гермес, лучник Аполлон, но богини остались дома — по женской скромности. В дверях дворца стали благодатные боги, и, увидев хитроумную ловушку Гефеста, разразились неудержимым хохотом [42].

— От греха не жди добра, — подмигнул один бог другому. — Черепаха догнала зайца. Хромой Гефест сцапал Ареса, чемпиона по бегу среди бессмертных олимпийцев. Калека победил умением. Теперь Аресу придется заплатить ему виру за прелюбодеяние.

Так они перешептывались, а сын Зевса лорд Аполлон громко обратился к Гермесу:

— Гермес, сын Зевса, вестник и благодетель, а ты бы захотел оказаться в оковах, да в постели с золотой Афродитой?

И ему посланец богов, поразивший Аргуса, ответил:

— Еще как захотел бы, лорд Аполлон, властелин лука! Пусть ревнивец утроит цепи, пусть все боги и богини соберутся на зрелище, — я все равно соглашусь, лишь бы оказаться в постели с золотой Афродитой.

Его слова вызвали бурю хохота среди бессмертных богов. Не смеялся лишь Посейдон. Ему было не смешно. Он уговаривал хромого кузнеца Гефеста освободить Ареса. Крылатыми словами заговорил он:

— Отпусти его, клянусь, он расплатится с тобой сполна, как обещал перед бессмертными богами.

А прославленный хромой Бог отвечал ему:

— Ты меня не уговоришь, Посейдон-земледержец. Обещанья ненадежных людей ненадежны. Разве я смогу призвать тебя к суду бессмертных, если Арес стряхнет и цепи, и долги?

Отвечал ему Потрясатель земли:

— Гефест, если Арес улизнет, не рассчитавшись, я сам заплачу тебе виру.

— Такое поручительство я приму, — сказал великий хромой мастер, — твоего слова мне достаточно.

Великий Гефест расцепил оковы, и освобожденная от силков пара немедля вскочила и улетела, — он во Фракию, а смешливая Афродита — на Кипр в Пафос, где стоит ее храм, и курится фимиам перед ее алтарем. Грации омыли ее и умастили маслом амброзии, хранящимся лишь для бессмертных, и облачили в дивные одеяния, и стала она подлинным очарованьем очей.

Знаменитый менестрель пел, и радовался песни Одиссей, и с ним веслолюбивые повелители моря — феакийцы. Алкиной повелел Галию и Лаодаму пуститься в танец вдвоем — никто не смел состязаться с ними в танце. Они взяли в руки прекрасный пурпурный мяч, сделанный для них мастером Полибием, и один, запрокинувшись назад, бросал мяч в пушистые облака, а другой, в свой черед, высоко подпрыгивал и изящно ловил его в прыжке. Отличившись бросанием мяча в высоту, они стали быстро перепасовывать мяч друг другу, танцуя на плодородной земле. А молодежь стояла кругом и отбивала такт, да так, что всё кругом гремело. Великий Одиссей обратился к Алкиною:

— Лорд Алкиной, мой августейший правитель, ты говорил, что нет равных вашим танцорам. Твоя правда — это дивное зрелище.

Сиятельный Алкиной возрадовался его словам и сказал своим веслолюбивым подданным:

— Внемлите мне, лорды и капитаны Феакии, сей Странник — человек редкого понимания и вкуса. Поднесем же ему, как положено, гостевой дар. Двенадцать высокородных лордов правят нашим народом, и я — тринадцатый владыка. Пусть же каждый преподнесет ему чистую накидку, и тунику, и талант драгоценного золота, да поскорее, чтобы Странник радостным пришел вечером на пир. А Эвриал пусть искупит свои дурные манеры извинением и даром.

Принцы одобрили его совет и послали своих оруженосцев за дарами, а Эвриал сказал:

— Лорд Алкиной, наш царственный повелитель, я заглажу свою вину перед Странником, как ты велишь. Вот короткий меч чистого металла. Я подарю его — вместе с серебряной рукоятью и новыми ножнами из слоновой кости. Он это высоко оценит, — с этими словами он вручил Одиссею обрамленный серебром меч и обратился к нему с нарочитой вежливостью: — О отец-Странник, коль сорвалось у меня дерзкое слово, пусть унесет его вдаль бурный ветер. Пусть боги даруют тебе возвращение в родную землю и встречу с супругой: слишком долго ты страдал, вдали от дружеского утешения.

Ему живо отвечал Одиссей:

— Пусть тебе, мой друг, боги даруют счастье. Дай тебе бог никогда не ощутить утраты меча, который ты подарил мне вместе с бальзамом исцеляющих слов.

Он повесил на плечо обрамленный серебром меч. Закатилось солнце, и началось вручение ценных даров. С почетом несли их герольды во дворец, где их принимали для Одиссея сыны великого короля и слагали у ног своей чтимой матери, а король провожал гостей к высоким тронам. Алкиной обратился к своей супруге Арете:

— Женщина, принеси сюда украшенный ковчег, самый достойный. Положи в него свежестиранную накидку и тунику. Поставь медный котел на огонь и согрей воды, чтобы гость мог искупаться до того, как осмотрит дары, поднесенные ему вождями феакийцев. Потом он насладится трапезой и песнями нашего менестреля. Погоди: к его сокровищам я добавлю мою прекрасную кованую золотую чашу, чтобы он всегда вспоминал меня, совершая возлияния Зевсу и другим богам в своем дому.

Он сказал, и Арета велела служанкам немедленно поставить огромный треногий котел на огонь. Они поставили медный котел на ревущее пламя, налили туда воды и подложили дров в огонь. Пламя объяло чрево котла, и вода согрелась. Арета принесла из опочивальни прекрасный сундучок для гостя и положила в него роскошные дары, одежду и золото, данные феакийцами. Из своих кладовых она добавила тонкую тунику и накидку и обратилась к гостю с советом: "Покрепче закрой крышку сундука, и перевяжи тугим узлом, чтобы тебя не обокрали по пути, когда ты предашься сладкому сну на борту черного корабля". Одиссей немедленно закрыл крышку, как она велела, и завязал хитрым узлом, которому научила его леди Кирка. Лишь справился он с этой задачей, как домоправительница позвала его в баню помыться. Вид пара над горячей водой порадовал его сердце: он не видал подобной роскоши с тех пор, как покинул жилище светловолосой Калипсо, где ему прислуживали, как богу.

Служанки вымыли его и умастили маслом, облачили в тунику и роскошную накидку, и он вышел из бани, и направился на застолье. По пути, у колонны, несущей тяжелую крышу, стояла Навзикая в своей богоданной красе. С восхищением пристально смотрела она на Одиссея, а затем обратилась к нему:

— Прощай, Странник. Вспоминай меня иногда на родине, ведь мне ты жизнью обязан.

— Принцесса Навзикая, дочь благородного Алкиноя, — отвечал ей Одиссей, — если повелитель Геры Зевес-громовержец позволит мне вернуться домой, я буду чтить тебя, как богиню, до конца дней. Ибо ты, о Дева, возвратила меня к жизни.

Одиссей прошел и сел рядом с королем Алкиноем. Слуги уже разносили закуски и смешивали вино. Вошел герольд и привел любимого народом барда Демодока. Гости встретили его приветственными возгласами. Его усадили в центре зала, спиной к одной из высоких колонн, а хитроумный Одиссей отрезал здоровый жирный кус от своей порции (спинки белозубого вепря, такого большой, что от нее и не убыло), и окликнул вестника: