Бурятский эпос - Гэсэр

Непобедимого врага победив,
Быстрейшего из жеребят перегнав,
Переднее назад заворотив,
Неседланого жеребца оседлав,
Заднее наперед загнув,
Неломаемое сломав,
Непугаемое спугнув,
Абай Гэсэр
До звона в своей богатырской груди радуется,
Абай Гэсэр
До стона в своем богатырском сердце восторгается.
Вверх поглядит — смеется,
Вниз поглядит — улыбается.
Победителем он зовется,
Удалым прозывается.
После этого,
Три слоя почвы срыв,
После этого, три слоя земли открыв,
Архана, черного дьявола, похоронил.
И сверху тяжестью придавил.
На излучине вечного моря,
В середине степного предгорья,
Воздвигает он каменную груду,
Достигающую небесных сосков текучих,
Воздвигает он квадратную кучу.
Совершив такое деянье,
Произносит он заклинанье:

— Под тремя слоями земли разрытой
Будешь вечно лежать ты, Архан убитый.
Ты, дохлая туша, лежи и тухни,
Ты, тухлая туша, лежи и кисни,
К жизни людской не тяни ты руки,
Не мешай ты земной, человеческой жизни.
После этого
Трубку из чистого серебра он берет,
С тюленя величиной,
Кисет из черного бархата он берет,
С оленя величиной,
Копну красно-резаного табака
В трубке бережно уминает,
Кресалом, сверкающим как ледяная река,
Искры-молнии высекает,
Пушистый трут, величиной с лося,
Размахивая им раздувает,
Разгоревшуюся трубку сося,
Дым как облако выпускает.
Сидит Гэсэр — трубка в руке,
А дым от нее, как туман по реке,
Так сидит, говорят,
Так дымит, говорят,
О схватке с дьяволом вспоминает.
После этого
Возвратился он наконец
В свой серебряно-золотой дворец.
Во-первых,
Тридцать трех богатырей,
Во-вторых,
Триста воевод,
В-третьих,
Три тысячи оруженосцев
К себе зовет,
Хара-Зутана зовет четвертым,
От страха ни живого, ни мертвого.

Собирает он их всех вместе,
Говорит он им всем по чести:
— Что-то вы ленивыми стали,
Чуть Гэсэра своего не проспали.

Тридцать три богатыря,
Триста воевод,
Три тысячи оруженосцев
Великим удивлением удивились,
Великим стыдом устыдились,
Впредь, словами своими медлительными,
Обещают они быть бдительными.

— А ты, Хара-Зутан, — говорит Гэсэр,
Рановато на ноёнское место сел.
Все вооружение мое ты возьми-ка,
Все снаряжение мое собери-ка,
Все колющее собери, все острое,
Все режущее, все сверкающее,
Все черно-желтое, все пестрое,
Все разящее, все стреляющее,
Все, что было до блеска наточено,
Все, что за ночь тобой испорчено,
Отнеси хангинским семи кузнецам,
Отнеси шэнгинским семи кузнецам,
Пусть они горны свои разожгут,
Все исправят, все откуют,
Все вернешь мне в целости сам.

Хара-Зутан
Большим удивлением удивился,
Хара-Зутан
Большим стыдом устыдился.
Глаза поднять на Гэсэра не может,
Раскаянье его гложет.
Но не ушел он от суда Гэсэра Абая,
Гэсэр, когда нужный час настал.
Хорошее вспоминая, плохое не забывая,
Хара-Зутану выговаривать стал:

— Разве белые хорошие дела
Мы не вместе делали?
Разве твоя хангайская стрела
Не летала рядом с моими стрелами?
Не под одной ли крышей мы часто жили,
Крепким словом сказанным дорожили?
Будем судиться не по словам,
А будем судиться мы по делам.
Возьмем в свидетели нашего отца,
Эсэгэя-батюшку,
Мудреца и творца,
Предначертанное им возьмем за закон,
Пусть тебя судит не я, а он.
Давай обратимся к бурханам-небожителям,
Спросим у них:
«Рассудите нас и скажите,
Мирно ли мы разойтись должны,
Вместе ли мы и дальше жить должны,
Или мы сразиться с Хара-Зутаном должны,
Или мы наказать его должны?»

Хара-Зутан, от испуга серый,
Начал ползать у ног Гэсэра.
Ползает, корчится, извивается,
Стонет, плачется, извиняется,
Всячески себя умаляет,
Гэсэра всячески умоляет:

— Отныне не буду я поступать по чужим словам,
Отныне буду я себе хозяином сам,
Ты меня не вини, мой племянник и внук,
Не сумел я уйти из дьявольских рук,
Это все Архана-дьявола каверзы,
Обойти бы его надо за версту,
А я, старый идиот и дурак…
Охмурил меня старого хитрый враг,
Но теперь-то уж я примерным буду,
Твоей доброты-простоты не забуду.

Будем мы друг друга любить-уважать,
Будем мы жить да добра наживать.—
Абай Гэсэр по своей доброте
Выслушал слова покаянные те.
— Ладно, — сказал он, — прежнее за оплошность примем.
Грязное, черное за беспечность примем,
Впредь с врагами осторожными будем,
Настороженными, чуткими будем.
Чуткостью уха дальнего врага выслушивать будем,
Зоркостью глаза близкого врага высматривать будем,
Трезвостью разума
Замышляющего врага распознавать будем.
Если на кочку ногой не наступить,
Откуда муть в роднике возьмется?
Если черной мысли не заронить,
Откуда черное дело возьмется?
Если черного дела не совершить,
За что же боги сердиться будут?
Если по кривой тропе не ходить,
Откуда взяться греху и блуду?—

Тридцать три богатыря,
Триста воевод,
Три тысячи оруженосцев
Раскрыли уши,
Правдивое слово,
Справедливое слово
Они внимательно слушают.
Разумно-ясному дружно внимают,
Торжественно-прекрасное постигают.
Но Гэсэру они высказывают,
Что надо бы Хара-Зутана наказывать,
За то, что с чертом он спутался,
В ущерб народу и родной стороне,
Привязать его крепкими путами
К толстой красной сосне,
Привязать его ремнями кожаными,
Содрать с него, изменника, кожу.
У шубы теплый воротник должен быть,
У люда старший богатырь должен быть.
Шубу мы узнаем по ее теплости,
Старшего мы узнаем по его строгости.
Ты, Гэсэр,
Белоголовому отцу Эсэгэю-батюшке помолись,
Ты, Гэсэр,
Седовласой Манули-матушке поклонись,
Пусть черные дела Хара-Зутана пред ними предстанут,
Пусть их правдивые слова мерой станут.
Но Абай Гэсэр наказывать дядю-деда не стал,
Только клятву с него при народе взял,
Чтобы вел он себя впредь не разбойно,
Чтобы вел он себя впредь достойно.
Хара-Зутан
Большим удивлением удивился,
Хара-Зутан
Большим стыдом устыдился,
Клятву дав, домой удалился.
Совершив этот суд милосердный свой,
Абай Гэсэр отправился на покой.
Прямой дорогой отправился он
К любимой жене Урмай Гохон.

Урмай Гохон
Серебряный стол накрывает,
Сладко-вкусную еду расставляет.
Урмай Гохон
Золотой стол накрывает,
Сладко-крепкое питье разливает.
Угощает его и потчует,
Угодить ему всячески хочет.
Абай Гэсэр неторопливо вкушает,
Абай Гэсэр неговорливо внушает:
— Жестокого врага победив,
Беспечности предаваться не следует.
Великого врага победив,
Хвалиться этим не следует.—
Так,
С похожей на красное солнышко,
Так,
Выпивая питье до донышка,
Говорят они,
Пока сметана на чистой воде не настоится.
Сидят они,
Пока трава на голом камне не уродится.
Однако
С наступлением вечера
Берет он Урмай Гохон за плечи
И ведет ее на постель мягкую,
Под теплое легкое одеяло,
Сейчас они вместе лягут,
Благо, что ночь настала.
Пожелаем ему сна спокойного,
Пробужденья утром достойного.
Пусть узлы он все пораспутывает,
Пусть удача ему сопутствует,
Пусть земля его будет щедрой,
Пусть судьба его будет светлой.
На родной земле, под его рукой,
Пусть вернутся к людям мир и покой.