Ивлин Во - Полвека без Ивлина Во

Позже он добавляет:

Мне кажется, было бы воистину грешно хоть как-нибудь приспосабливать мальчиков для этого нового мира.

— Близорукая точка зрения, Скотт-Кинг.

— Вот здесь, господин директор, при всем моем уважении к вам, я с вами решительно не согласен. По-моему, это самая дальновидная точка зрения из всех, что предоставлены нашему выбору.

Заметим, что последнее утверждение весьма серьезно. Книга небольшая, не больше рассказа, и написана очень живо, но в ней есть определенный политический смысл. Нас подводят к мысли о том, что современный мир настолько безумен, что готов разнести себя на части в скором будущем, и пытаться понять его или договориться с ним бессмысленно. Это может привести лишь к собственному разложению. В надвигающемся на нас хаосе несколько моральных принципов, которых мы можем придерживаться, и несколько од Горация или хоров из Еврипида принесут больше пользы, чем так называемое «просвещение».

Можно обсуждать эту точку зрения, и все же следует отнестись с осторожностью к заявлениям о том, что невежество может быть преимуществом. В последние полвека твердолобая европейская косность, которую олицетворяет Скотт-Кинг, создала ту самую обстановку, которую высмеивает Ивлин Во. Революции происходят не в либеральных, а в тоталитарных странах, и то, что Ивлин Во этого не видит, не только сужает его политический кругозор, но и лишает рассказ смысла.

Автор, или его герой, считает, что если консерватору — то есть человеку, который не верит в прогресс и не видит разницы между двумя версиями прогресса, неинтересны оппоненты, это свидетельствует о поверхности его взглядов. Скажем, было ошибкой представлять Нейтралию как диктатуру правых, наделив ее всеми пороками левых диктатур. «Между коммунизмом и фашизмом разница невелика», — хочет сказать Во, и все-таки это две разные догмы, хотя между ними действительно много общего. Нужно слишком многим пренебречь, чтобы не замечать эту разницу.

Портреты коррумпированных чиновников были бы более яркими, если бы автор не относился с таким презрением к государству, которое зовется «народной демократией», и попытался понять, как оно устроено.

Книга легко читается, но ей недостает сильных чувств, необходимых для политической сатиры. Можно принять взгляды Скотт-Кинга на современный мир, даже согласиться с ним в том, что классическое образование — лучшее лекарство от безумия, и все же нам кажется, что в борьбе с современным миром он достиг бы большего, если бы иногда отрывался от чтения дешевых антимарксистских брошюр.

New York Times Book Review, 1949, February 20, p. 1, 25

The Loved One. — L.: Chapman & Hall, 1948

Повесть «Незабвенная», изданная совсем недавно, уже получила широкую известность. Номер «Хорайзэн» [229] Впервые повесть была опубликована в февральском номере журнала «Хорайзэн» за 1948 г. , в котором она впервые была напечатана несколько месяцев тому назад, вскоре раскупили: экземпляры журнала быстро переходили из рук в руки. «Что вы о ней думаете? Потрясающе, не правда ли? Чертовски забавно, верно? Вам она понравилась? Что вам не понравилось?» — таковы вопросы, которые задавали друг другу счастливые обладатели этого номера «Хорайзэн».

В издательской рекламе на обложке книги «Незабвенную» сравнивают с «кошмарным сновидением», но, на мой взгляд, в описанных событиях нет ничего нереального и кошмарного. Напротив, о них рассказывается в бесстрастно объективной манере. Именно это и обуславливает силу воздействия повести — то, с какой убедительностью она разоблачает тупую бесчувственность, извлекающую прибыль из соболезнований родственникам умерших. В книге беспощадно развенчивается глуповатый оптимизм современной цивилизации, в которой религиозные символы по-прежнему прекрасны, хотя уже ничего не значат, в которой как нечто само собой разумеющееся принимают утешения религии, не веря при этом в Бога, а нас настойчиво уверяют, будто в людских бедах нет ничего трагического.

Если вы презираете подобные взгляды, если считаете, что они лишают жизнь истинной красоты и при этом не облагораживают смерть, если они оскорбляют вас, поскольку наносят последний удар по бедному человечеству, пытаясь сорвать с него терновый венец, — тогда эта книга доставит вам такое же острое удовольствие, как и мне. Также вы поймете, что циническая жесткость поэта в качестве противовеса механической любезности смехотворного гробовщика-косметолога [230] Упоминаются главные герои повести: поэт Деннис Барлоу и его антагонист, мистер Джойбой. необходима для достижения конечного результата. Читатель, не уловивший этого, может посетовать, мол, сатира получилась чересчур злой. Если подобная мысль вдруг придет ему в голову, пусть он вспомнит о толстокожем и самодовольном мошенничестве, на которое она направлена.

Ивлин Во — самобытный писатель. Возможно, кто-то и сможет определить генеалогию его творчества — я нет. Я не смогу с уверенностью указать литературного предка, от которого он унаследовал неповторимую амальгаму гротеска и реализма. Ивлин Во — в высшей степени талантливый автор и, подобно своему старшему современнику, Сомерсету Моэму, вплоть до сегодняшнего дня неутомимо продолжал учиться писательскому мастерству и достиг виртуозной точности в описаниях и в передаче прямой речи. Когда в прошлом году вышла повесть «Новая Европа Скотт-Кинга», я сразу с удовольствием прочел ее, а затем перечитал с еще большим наслаждением. Здесь кроется различие между искусно выписанной художественной прозой и мощными, увлекательными, но небрежно выполненными произведениями: последние вы не станете перечитывать, пока более или менее не забудете их содержание. Я убежден в том, что хорошо написанные вещи гораздо более жизнеспособны, поскольку их художественные достоинства видны сразу же, с первого взгляда, а в дальнейшем могут оказаться еще более значительными.

У Ивлина Во острый глаз, ухватывающий общезначимое в эксцентричном и уникальном. В этом смысле его можно назвать карикатуристом, хотя в своих лучших вещах он производит совсем другое впечатление. Его первые сатирические произведения отмечены пэковским [231] Критик сравнивает раннего Во с шаловливым эльфом Пэком, героем шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь». озорством — здесь в особенности вспоминается его замечательная экстраваганца «Упадок и разрушение». Теперь, несмотря на все еще встречающиеся беззаботно-дурашливые эпизоды, сатира Во, несомненно, приобрела мизантропическую окраску, заставляющую вспомнить о Свифте, хотя его презрение вызвано не чувством гадливости к животному началу в человеке, а человеческой ложью, а в последнее время — особенно раздражающей его глупой претенциозностью тех, кто думает, что прекрасно проживет, игнорируя опыт предыдущих поколений. За любой глубокой сатирой, в дополнение к чувству юмора и кричащему абсурду, скрывается трагическое видение жизни. Вот почему «Незабвенная» — не только мрачный фарс, но и вдумчивая критика действительности.