Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Ваши возражения о Пушкине, по-моему, основательны, но, быть может, не совсем. Действительно, у Николая I и у Александра II могли быть любовницы, о которых мы не знаем. Но уже о такой незначительной и случайной, как Шебеко, нам известно. А как же могла бы не стать известной такая «сенсационная», как жена Пушкина? Верно и то, что в печати первый увидел намек на царя в «дипломе», относительно недавно, Поляков. Но, во-первых, прежде, до революции, об этом писать было бы невозможно (да и занимались дуэлью Пушкина ученые в прежние времена гораздо меньше), а во-вторых, Пушкин читал диплом не так, как ученые: по сто раз, верно, обдумывал каждое слово; да и «подписи» ему были известны много лучше, чем нам, — иначе авторы диплома ими бы и не воспользовались.

О том, будто царь стал любовником Пушкиной в 1839 году, я нигде не читал.

О Зурове с Вами согласен. Его два рассказа недурно написаны, но оба крошечные. Второй все же слишком длинен (страниц семь), чтобы быть стихотворением в прозе, — хотя по стилю это как будто так, даже слова, особенно глаголы, расставлены так, как их обычно в прозе не расставляют. (Сколько покойный Иван Алексеевич издевался над тем, что Зайцев ставит прилагательное после существительного!) Сюжета же нет ни в первом, ни во втором рассказе «Лени». Не знаю, очень ли восторгаются читатели, — мне никто, естественно, не говорил, да никто и не писал, — но, по-моему, в его интересах было для первого появления в «Новом журнале» дать что-либо более значительное. А описания хороши. Вера Николаевна и мне написала о колоссальном успехе этих двух рассказов! Я ей отвечу, что и мне они понравились, — в этом неискренности не будет. Но, пожалуйста, ни ей и ни кому другому не говорите о том, что я пишу только Вам.

Я не читал статьи Кантора. Напрасно он огорчается по поводу отзыва Аронсона. Тот действительно «ходячая шпилька».

О Моцарте я сказал Сабанееву, он стоит на своем. По странному совпадению, я как раз накануне получения Вашего письма говорил с ним о Моцарте по другому поводу. В «Фигаро» появилась интересная статья о Моцарте Бруно Вальтера [502]. Он говорит то же, что Вы, но меня удивило то, что он вершиной всей музыки считает «Волшебную флейту». Мне совестно сознаться, что я года три тому назад слышал ее в нью-йоркском Метрополитэн с изумительным ансамблем — и немного скучал. Еще лишний раз убеждаюсь, что очень не хватает мне музыкальной культуры при большой любви к музыке. Не только до Бруно Вальтера (о нем что уж говорить!), но и до Вас, не-специалиста, мне далеко, и гораздо больше, чем далеко. Жаль, очень жаль. Леонид Леонидович <���Сабанеев> в своем суждении очень уж уверен. Говорит, что помнит и «Волшебную флейту» чуть не наизусть — и не слишком высоко ставит.

Когда Вы будете во Франции?

Т<���атьяна> М<���арковна> и я шлем Вам самый сердечный наш привет.

Понравилась ли Вам книга Варшавского? [503]

7, rue Frederic Bastiat

Paris 8e

13/IV-56

Дорогой Марк Александрович

Я был сегодня у М.Л. Кантора, который показал мне Ваше письмо. Во-первых, простите, что я Вам не ответил. Очевидно, это случилось из-за переезда из Англии в Париж, да, впрочем, при переписке не очень частой могло случиться и вообще, особенно ввиду моей «дырявой головы». Мне казалось, что последним писал Вам я.

Во-вторых — о 1000 фр., о которых Вам рассказал Ляля <���А.Я. Полонский>. Уверен, что Вы шутя написали Кантору о вопросе, как Вам быть. Это такие пустяки, о которых я сказал Ляле, только чтобы рассмешить его, и, вероятно, давно бы сам забыл об этом происшествии, если бы Ляля Штром [504](т. е. Елена Николаевна) при каждой встрече, давясь от смеха, не вспоминала: «А помните наш обед с М<���арком> А<���лександровичем>?» Она почему-то и тогда еще была настолько «развеселена» (не нахожу, какое тут нужно слово), что все не могла успокоиться и меня дразнила. А видел я ее совсем недавно, и опять она мне сказала то же самое.

Bon, passons [505].

В Париже я уже недели три и через дней 10 собираюсь обратно в Манчестер. Несколько раз видел Водова, который просил меня помочь ему в «демократизировании» его газеты. Очень занят был этим и В.В. Вырубов, но с птичьего полета и без каких-либо практических решений. В результате дня через три должна состояться встреча Водова с тремя «демократами», которые, по-видимому, будут при нем совещательной группой — Ермоловым (Дмитрием), Татариновым и Кантором. Я предложил это Водову, вопреки мнению Вырубова, в форме очень мягкой — т. е. «посмотрите, подойдет Вам это или нет». Но он согласился сразу, с большой охотой, чему я даже был удивлен. Предполагается, что «группа» будет раз в неделю собираться для обсуждения всего, что представится, — но насколько Водов подчинится ее указаниям, я еще не знаю. Судя по его характеру, вероятно, он сопротивляться ни в чем не будет, но есть ли за ним другие люди — для меня вопрос неясный еще. К сожалению, Татаринов едва ли в силах будет бывать регулярно. Я его не видел давно, он очень «сдал» и наполовину — развалина. По-видимому, ничего не имел бы против такой же роли Тер-Погосян, но пока — он еще в стороне. Кантора предложил не я, а Ермолов, и, по-моему, это хорошо, чтобы «группа» не была чисто масонской.

Но насколько все это будет реально и осуществимо — сказать трудно. Посмотрим, как пройдет первый «контакт». Ермолов утверждает, что Татаринов очень «полевел» (он его прежде считал чуть-чуть зубром). Ну, а Кантор скорей поправел. Кстати, в «Возрождении» должна будто бы появиться заметка о «Русск<���ой> мысли», a savoir [506], что мы думали до сих пор, что это газета правая, в нашей, гукасовской линии, а теперь сомнения нет — это «Последн<���ие> новости» и линия милюковская [507].

Был вечер о Достоевском [508], довольно тягостный во всех смыслах, но при полном зале. Меня интересовал Зеньковский, которого я даже и не видел никогда. Но ждал я от него много большего, и уж очень бездарно было все у него изложено, да и мыслей не много.

Кажется, новостей больше нет. Еще раз простите за неаккуратность с отчетом и за рассказ Ляли. У меня с ним всегда слегка балаганный тон, в таком порядке я ему это и рассказал.

До свидания, надеюсь, теперь довольно скорого, ибо лето близится, — чему я очень рад (хотя с уходом зимы уходит еще кусочек жизни). Кланяйтесь, пожалуйста, Татьяне Марковне и не будьте на меня, дорогой Марк Александрович, в претензии.

Ваш Г. Адамович

Дорогой Георгий Викторович.

Мы оба чрезвычайно рады тому, что Вы хоть летом приедете, — очень соскучились.

За мной бутылка шампанского, если Вы возвращения денег не хотите. А Ляля Штром, право, могла бы тогда же мне сказать о проявленной мною рассеянности (которая вообще мне не свойственна).