Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Интересны Ваши сообщения о «Русской мысли». По совести говоря, я не очень вижу, какая польза может быть от какого-либо совещательного комитета при газете. Водов знает свое дело и ведет газету интересно. Лучше было бы, по-моему, если б Татаринов и Кантор писали в «Русской мысли» (Тер-Погосян не пишущий человек, — не знаю, как Ермолов?). Но состав намеченного комитета, думаю, хорош. Меня и самого интересует, может ли Водов самостоятельно распоряжаться в газете, т. е. без издателей, если таковые существуют? Вера Николаевна недавно мне писала, что, по ее мнению, правые читатели начнут бойкотировать газету (а левых мало). Боюсь, что это в самом деле возможно, — особенно если в «Возрождении» появилась или появится заметка, о которой Вы мне сообщили, и если «Русское воскресение» начнет тоже выходить раза три в неделю.

Прочел Вашу статью [509]о книге Варшавского. Эта статья, как я сказал и Сабанееву, даже не блестящая, а сверх-блестящая. По-моему, многое в ней и вполне справедливо, но, к сожалению, многое справедливо и в том, что написал о книге Вишняк [510]. Я люблю Варшавского, он очень милый человек и хороший писатель, рад успеху его книги, однако меня, помимо указанного Вишняком, раздражило то, что он написал о Фондаминском. О Милюкове что уж говорить, — тут Варшавский просто пошел по давно проложенному пути. Но и Фондаминский, о котором написано вообще очень мало, был гораздо умнее и значительнее большинства людей, о которых В<���аршавский> счел нужным так подробно писать. И если принять во внимание и всю его жизнь и смерть, если подумать, что знают Фондаминского так мало, то это якобы благожелательное или даже «дружественное» воспоминание о нем, с явным намеком, будто он был глуп, — очень нехорошо. Да и все «незамеченное» (!) поколение, вдобавок, очень, очень многим обязано Фондаминскому. Конечно, не пишите об этом моем мнении Владимиру Сергеевичу, — я после некоторого колебания решил ему об его книге не писать, именно по этой причине. Книгу мне Чеховское издательство прислало без авторской надписи, то есть от себя, и я, значит, могу его (Варшавского) не благодарить.

В «Русской мысли» был только очень краткий отзыв [511]о вечере памяти Достоевского, — по-видимому, автор отчета (не подписанного) был того же мнения, что Вы. Неужели Зеньковский был так слаб? Книга его об истории русской философии [512]ценна и беспристрастна. Он очень ученый человек. Мы с ним когда-то учились в университете, но он был тремя курсами старше меня, а с тех пор я его ни разу не видел. В ту пору он был, как и я, на физико-математическом факультете. Тем более удивительно, что в истории своей он даже не упомянул о Лобачевском [513]и Чебышеве! [514]Между тем философское значение их трудов много больше, чем значение многих профессоров философии, которые уж для западного мира не имеют никакого значения и ему совершенно не известны.

Не имеете ли Вы сведений о том, чем кончилось последнее (именно последнее) обращение Чеховского издательства за деньгами к какому-то богачу? Знаю об этом обращении из статьи Вейнбаума [515]. Больше ничего не знаю. Сабанеев (помнится, и Вы?) говорил мне, что природа и литература пустоты не терпят, что какое-либо издательство, конечно, будет. Пока не видно. Пора нам всем на кладбище — во всех смыслах: какие же писатели, если на своем языке не издаются. И тут тоже Вы справедливо нас хороните в «Р<���усской> м<���ысли>» [516].

Вера Николаевна сообщила мне, что начала получать деньги (меньше, чем ожидала) за книги И<���вана> А<���лексееви>ча, но о цифре скромно умолчала, что и несколько обидно. Сообщила ли Вам?

Оба шлем Вам, дорогой Георгий Викторович, самый сердечный привет.

104, Ladybarn Road Manchester 14 1 мая 56 г.

Дорогой Марк Александрович

Спасибо за письмо. Я получил его в Париже, а отвечаю из Манчестера. Кстати, слышал от Любовь Алекс<���андровны>, будто Вы в Париж собираетесь. Вы ничего об этом не пишете.

Веру Ник<���олаевну> я видел два или три раза, но не с глазу на глаз, и <���о> своих делах она мне ничего не говорила. По сведениям Каплана [517](Дом книги), к началу переговоров имевшего близкое отношение, она получает каждый месяц 50–60 тысяч. Он лично будто бы посоветовал кому следует назначить ей вроде пенсии вместо единовременной большой выдачи. Но едва ли это — результат его совета. По-моему, это расчет хитрый и с «их» точки зрения верный: для всего дальнейшего — она у них в руках, или «пенсия» прекратится.

В «Русской мысли» демократизация в полном ходу. Видели ли Вы передовую Водова о «непримиримости к февралю» [518], т. е. о собрании на эту тему? По-моему, он даже слегка переусердствовал в демократизме и действительно может испугать своих читателей. Татаринов, кажется, уже сотрудничает. Кантор собирается говорить с Водовым о «культурном» уровне газеты и, в частности, о нашем общем знакомом А.А. Шике [519], который человек не плохой, но не может же писать сегодня о Гомере, затем о Пикассо или Гиндемите (о Гомере была недавно его статья с совершенно уморительным началом, вроде того, что «Илиада» — «одно из известнейших произведений в мировой литературе». Видели Вы ее?). Я спросил Водова, в последнее свое с ним свидание: скажите, кто у вас читает стихи? Он радостно ответил: «О, насчет этого будьте спокойны, все стихи проходят через Бор<���иса> Конст<���антинови>ча». Я не беспокоюсь, но стихи — ужасны, впрочем, не хуже, чем в «Н<���овом> р<���усском> с<���лове>».

О Чеховском изд<���ательст>ве знаю мало. По всему, что слышал, конец решен и неотвратим.

Только что читал рецензию Карповича на книгу Варшавского (в корректуре «Опытов» [520]). Очень одобрительно, но с оговорками. Варшавский стал знаменитостью [521], в эмигрантских размерах, и я этому рад. О Фондаминском он написал действительно несправедливо, хотя мое личное впечатление от него (но я его мало знал, хотя часто встречал) было все-таки ближе к его мнению, чем к Вашему. Несправедливо то, что при поклонах и реверансах во все стороны Варшавский к нему оказался так требователен, и невольно думаешь, что если бы Ф<���ондаминский> был жив, все было бы иначе. Впрочем, cest la vie [522], удивляться нечему, а я и не осуждаю В<���аршавского>, п<���отому> что сам себя не раз ловлю на том же самом [523].

В Манчестере на лето еще не похоже, даже и на весну — маловато. Но этому тоже удивляться нечего.

До свидания, дорогой Марк Александрович. Если действительно едете в Париж, желаю приятно провести время. Передайте, пожалуйста, низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович