Дария Беляева - И восходит луна

Грайс и сама не знала, что происходит с Ноаром. Они обменивались ничего не значащими звонками перед днями рожденья, и Ноар никогда не говорил о своей жизни после улицы, а Грайс стеснялась спрашивать.

А сейчас он был нужен ей как никогда, но даже не смотрел в ее сторону. Впрочем, Грайс этого заслуживала. Она поступила трусливо, как и все. Наверное, Ноар разочаровался в человечестве, и единственной, кто у него остался и была - Олайви.

Впрочем, сейчас он выглядел довольно веселым, а еще Грайс слышала от мамы, что его повысили до детектива-лейтенанта. Может, не такая уж у него плохая теперь жизнь, думала Грайс.

Наконец, она поймала его взгляд, и Ноар криво ухмыльнулся ей. В его улыбке было злорадство, и Грайс отвела глаза. Ей нужно было выпить флуоксетин, но совершенно не хотелось делать это на глазах у всех.

Грайс открыла было рот и поняла, что не знает, как обратиться к Кайстоферу. Фамильярно, как к мужу или отстраненно, как к человеку, которого видит первый день, или раболепно, как к богу?

- Мне душно, - наконец сказала она. - Нужно подышать воздухом. Я скоро вернусь.

- Да, - сказал он. - Разумеется.

В дамской комнате, наполненной зеркалами, металлом и запахом духов, можно было жить - настолько она была просторна. Грайс запила флуоксетин водой из-под крана, улыбнулась своему отражению.

Сейчас, безусловно, станет лучше. В зеркале отражалась она, уставшая и бледная, с растрепавшимися волосами. Судя по ее виду, стресс она переживала больший, чем полагала.

С флуоксетином придется попрощаться, думала Грайс, но что тогда делать? У нее не было никаких идей насчет того, чем можно было заполнить пустоту на месте таблеток.

Грайс сняла туфли на каблуках, поставила на раковину и прошлась туда и обратно, закрыв глаза. Ноги ужасно болели, сладкое облегчение от того, что она сняла обувь, окатило ее, и Грайс тихонько застонала. В этот момент она услышала ритмичный стук каблучков по плитке.

Открыв глаза, Грайс увидела Маделин.

- Отдыхай, - сказала Маделин, нежно растягивая гласные. Она наклонилась перед зеркалом, вытащив из клатча алую, почти в рубиновый, помаду. Подкрашивая губы точно по идеальному изгибу, Маделин сказала:

- Повезло тебе, крошка. Сегодня тебе будет очень весело. Они могут делать это всю ночь - сначала будешь плакать от удовольствия, потом от боли. Секс с ними не забываем. Ни один человек такого с тобой никогда не сделает.

Она провела розовым язычком по алым губам. Грайс густо покраснела, щеки сковало жаром. Подхватив туфли, она почти выбежала из дамской комнаты, заметив, что Маделин улыбается зеркалу. У нее были белые, ровные, крепкие зубы, которые почему-то показались Грайс хищными.

Сгорая от стыда, чувствуя себя изгнанной, Грайс надела туфли в пустом коридоре, дрожа от страха, что ее могут застать за этим недостойным занятием. Она сбежала по лестнице вниз, не обращая внимания на боль в ногах. Выскочив с черного хода, которым, наверное, не разрешалось пользоваться посетителям, Грайс оказалась на улице, в окружении помойных баков. Она быстро достала из клатча сигареты и зажигалку, закурила и глубоко затянулась.

Может, благодаря флуоксетину, а может оттого, что не курила весь день, Грайс получила от затяжки радость, сравнимую с радостью отбросить туфли на каблуках. Она улыбнулась.

- И долго я должен был тебя ждать, кузина?

Голос Ноара заставил ее вздрогнуть. Грайс заметила огонек его сигареты, мигающий при затяжке, а потом и его самого. Летний вечер был прохладным, на Ноаре был легкий темный плащ, его полы чуть подкидывал ветерок.

- Ты знал, что я буду здесь?

- Конечно, ты же куришь. То же мне, великая преступница.

Грайс снова затянулась. В одном платье было холодно. Ветерок трепал пластиковые пакеты, казавшиеся крохотными призраками в наступающей ночи, из-за поволоки облаков вынырнула пара особенно ярких звезд, сумевших добраться до неба Нэй-Йарка. Пахло мусором, сигаретным дымом и откуда-то издалека доносился почти неясный, соленый запах холодного океана.

- Привет, - сказала Грайс. Она так хотела поговорить с Ноаром, а теперь ей вдруг стало очень неловко, стало нечего ему сказать. Дым из их сигарет свивался над их головами, они молчали.

- Не особо тебе повезло, - сказал он.

- Знаешь, как и тебе, - ответила Грайс. Они хмыкнули, не потому, что обоим стало смешно, а потому, что стоило заполнить неловкую паузу. Грайс посмотрела на него, единственного человека из предыдущей жизни, который все еще оставался с ней, и почувствовала, как щиплет в носу, как болят глаза, и лишь секунд через тридцать обнаружила себя рыдающей у Ноара на плече.

- Ну, ну, - он гладил ее по макушке. - Ты не особенно хороша, может он от тебя откажется. Я бы от тебя отказался.

Ноар хрипло засмеялся, но Грайс было все равно, она его не слушала, у нее не было заботы, кроме как измочить слезами воротник его плаща. У нее как будто и эмоций-то не было, словно все выключили, а слезы лились сами собой.

- Тебе страшно? - спросил Ноар. Тон у него был неосторожный, как на допросе, будто она была преступницей, совершенно ему незнакомой. Грайс кивнула, шумно шмыгнула носом.

- Д-да. Страшно.

- И чего тебе страшно? - спросил Ноар чуть теплее. Но Грайс не смогла ответить. Чего она боялась? Она боялась умереть, боялась, что Кайстофер будет с ней жесток, а она ничего не сможет сделать, ей даже не к кому будет обратиться, боялась, что он будет ей противен, боялась, что слишком во многих вещах он будет непохож на человека.

Грайс молчала, сжимая и разжимая ткань на его плечах. Ноар присвистнул.

- Подожди-подожди, я чувствую драматизацию. Офицер, у нас здесь королева драмы, срочно выезжаем, пока она не утопила в своих слезах весь штат!

Грайс подняла на него глаза, видела она Ноара с трудом, пелена слез делала его расплывчатым и блестящим, будто он был призраком, мимолетным видением. Ноар коснулся кончиком загрубевшего пальца ее носа, провел. Шершавое прикосновение вышло приятным.

- Прекрати, дура. Кайстофер - самое правильное существо в мире. Выходя замуж за него, ты выходишь замуж за типичного республиканца. Приятного в этом мало, соглашусь, но, по крайней мере, он не то кровавое чудовище, каких восхваляют наши с тобой родственнички.

- Правда? - с надеждой спросила Грайс. Ноар кивнул и криво улыбнулся ей. Грайс не стала думать, правда это или же ложь. Ей хотелось верить его словам.

- А как ты живешь? - спросила она, закуривая следующую сигарету и утирая слезы.

- Хорошо.

- Что, она тоже не такая уж и плохая?

- Она - лучше всех на свете, - задумчиво протянул Ноар.

- У тебя Стокгольмский синдром.

- В отличии от большинства моих знакомых она, по крайней мере, не трусливая дрянь. За это ее уже стоило бы уважать.