Анна Исакова - Мой Израиль

Отметим, что нынешний израильский интеллектуал-либерал выстраивает себя по Хаиму Коэну, оставившему подробную запись собственных интеллектуальных приключений, а также обширную аудио- и видеотеку своих выступлений, лекций, приветственных адресов и некрологов. Коэн был великолепным шоуменом, его обожали журналисты всех родов СМИ, а уж он не упускал случая показаться публике на глаза или быть услышанным. Афоризмы из него так и сыпались. Даже случайное появление судьи Коэна на экране становилось событием. В роли Эркюля Пуаро он мог бы принести любой кинокомпании миллионные прибыли.

В Израиле верховный судья как культурный герой ничуть не уступает по популярности значимым политикам или любимцам массовой культуры. Средний гражданин знает этих судей в лицо, а также знаком с их повадками, характерами и мировоззрением, поскольку именно они устанавливают этические нормы, возглавляют общественные комиссии-разборки и устраивают шумные диспуты по наболевшим вопросам.

Судебный активизм, который ставят израильским судьям то на вид, то в заслугу, соотносится с очень древней иудейской традицией. Еврейское существование в галуте означало в первую очередь жизнь под прикрытием автономного еврейского судопроизводства. При этом судьями назначались самые видные и образованные представители еврейской общины. Судей и суд в народе весьма уважали, не забывая, разумеется, их критиковать и даже ругать нехорошими словами. Так оно ведется и в Израиле. А Хаим Коэн при этом был еще и шармером, вполне сравнимым с такими специалистами этого дела, как Битлы или, скажем, принцесса Диана.

По-нынешнему говоря, он обладал харизмой. И столько ее, этой харизмы, в нем было, что даже самые заклятые враги, и сегодня говорящие о Коэне только сжав кулаки, не могут не улыбнуться хотя бы краешком губ, вспоминая ненавидимого. Он был Ахер, Другой, или Тот-вы-знаете-кто (кого не рекомендуется называть по имени). Но вообще-то под названием «Ахер» в иудаизме скрывается вполне определенная историческая личность по имени Элиша бен Авуя. Авуя был танаем, современником рабби Акивы, великим знатоком Торы и отчаянным парадоксалистом. Спор о том, что заставило его стать Другим, иначе говоря, безбожником, еще не закончен. Одни различают в этом событии исключительно личные мотивы, другие предполагают Высшую инициативу. Возможно, именно по этой причине предание не исключило Элишу ни из религиозной и исторической традиции, ни из народной памяти.

Высказывания Другого изучаются, его поступки комментируются, он остается почитаемой талмудической фигурой, несмотря на свое отступничество. Так вот, знаменитый раввин Кук-старший назвал своего любимого бывшего ученика, судью Хаима Коэна, «новым Ахером». И ученик весьма гордился этим эпитетом. Правда, приводя высказывание любимого учителя, Хаим Коэн не объясняет, что именно тот имел в виду. Зато он посвящает немалую часть собственных трудов объяснению причин и даже закономерностей своего отступничества. Основную причину судья видит в несправедливости некоторых алахических законов и, более того, в факте Катастрофы. Коэн утверждает, что, если бы и после этого ужаса он продолжал верить в Бога, ему бы пришлось Его возненавидеть. Однако этим проблема атеизации собственного мироощущения не исчерпывается. Коэн без конца продолжает полемизировать с людьми и Небесами по этому поводу. При чтении посвященных этой проблеме многочисленных страниц меня не оставляло ощущение, что господин судья сознательно или подсознательно «делает себя под Элишу».

В принципе же «великий израильский отступник», новый Ахер, эпикуреец и безбожник, либерал и борец за права человека, гордящийся своим знанием западной философии, особенно немецкой, особенно Ницше и Шопенгауэра, во всех своих трудах опирается не на их труды, а почти исключительно на еврейские источники. В интеллектуальном плане Хаим Коэн всю жизнь был занят только двумя вопросами: что делает человека человеком и еврея евреем?

В перерывах между размышлениями на эту тему, чтением и изучением соответствующей литературы и нескончаемым самоанализом он любит женщин и природу, а также музыку и хорошую беседу с интересными собеседниками; много путешествует, наслаждается театром и закладывает основы израильской юридической системы, служа юридическим советником правительства и государственным прокурором, а затем — верховным судьей. В качестве последнего Коэн старательно создает прецеденты и сам их оспаривает, вводя понятие «мнение меньшинства» в качестве вполне легитимной части юридического процесса. Эта, казалось бы, мало значимая завитушка на барочном фронтоне обсуждаемой личности требует хотя бы короткого пояснения.

Не только в Израиле, но и во всем мире принято, чтобы судейская коллегия стремилась к единогласному заключению. В судебной практике именно единогласие считается признаком неоспоримости окончательного вердикта. Вместе с тем современная наука требует не единомыслия, а как раз проверки на возможную ошибку. Неоспоренное мнение всегда вызывает подозрения в неистинности. Было бы неверно придавать юриспруденции видимость точной науки. Коэн и не пытался этого делать. Но он возвел судебное сомнение в принцип и сделал это на основе еврейской традиции.

Судья Коэн делает четкое различие между еврейским законодательством, как его выражает Алаха, и еврейской законодательной традицией, включающей альтернативное мнение еврейских мудрецов. Разве не сказано, что и та и другая точка зрения одобрена Небесами? В таком случае Алаха просто выражает то, что было наиболее приемлемо в определенных обстоятельствах определенного времени. Что же мешает современному еврейству возобновить алахическую полемику? Разбирая с этой точки зрения насущные вопросы современности, Хаим Коэн приходит к выводу, что кажущиеся интеллектуальные новинки уже обсуждались в старые, старинные и даже древние времена. Более того, еврейская альтернативная традиция дала на них вполне современные нам, сегодняшним, ответы.

Сам Коэн считает, что именно эта позиция вызвала ненависть к нему со стороны религиозной ортодоксии, отстаивающей право на единоличное «владение» еврейской традицией. Я же думаю, что одного назойливого способа самоатеизации, при котором был совершен не принятый в иудаизме обряд, хватило бы для ярко выраженного антагонизма. Хаим Коэн не просто отказался от религиозного образа жизни, он ритуализировал этот отказ. Но парадокс состоит в том, что, судя по огромному количеству текстов, писаных и устных, Хаим Коэн никогда и никуда от еврейского Бога не уходил. В сущности, несмотря на ритуалы и заверения, он так и не перешел к секулярному способу мышления. Его система доказательств проста и безупречна: так написано в священных книгах, так считали еврейские мудрецы, так вещал ему, Хаиму Коэну, лично бат коль, неоспоримый Небесный Глас.