Генрих Боровик - Пролог (Часть 1)

В самолёте сквозь дверь, ведущую в первый класс, я видел, как музыкант сел в кресло, а в другое кресло, согласно купленному билету, поставил гитару.

Я раскрыл цветастую книжицу, купленную в аэродромном журнальном киоске. Книжица называлась «Как стать хиппи. Практическое руководство». Она была удобного формата — можно положить в карман. На второй странице я увидел рисунок-схему «что носить хиппи» — какие джинсы, какие бусы, какие сандалии, что надо нарисовать на щеке и какая татуировка рекомендуется на плече. Впрочем, насчет татуировки в пояснительном тексте было сказано следующее: «Настоящую татуировку, конечно, наносить не имеет никакого смысла. Во-первых, эта операция в достаточной степени болезненна. А во-вторых, через некоторое время, когда вам надоест быть хиппи, стоит лишь остричь волосы, сбрить бороду, принять ванну и одеться в нормальный костюм — и вы снова вернулись к прежней жизни. Но от татуировки вам так легко не избавиться. Поэтому мы предлагаем пользоваться специальным химическим заменителем (см. приложение № 4). Внешне рисунок, нанесенный этим красителем, ничем не отличается от настоящей татуировки, не смывается водой или мылом, не блекнет от пота. Однако в случае нужды вы сможете удалить его в течение нескольких секунд при помощи растворителя, который придаётся в той же упаковке…»

На титульном листе книжицы значилась марка очень солидного, преуспевающего и в высшей степени «приличного» издательства.

Ах, мудрые джентльмены. Ах, какие мудрые джентльмены работают в этом издательстве.

Самолёт поднялся. Я увидел в окно прекрасный розовый город, увидел бело-голубую каемку океана. Всего два часа назад я слушал на берегу шум прибоя. Океан накидывал на полированную поверхность песка прозрачную водяную кисею и сбрасывал, чтобы показать новую. Два босых хиппи, накрывшись одним одеялом, стояли на мокром песке, каждый на одной ноге, — похожие на озябших цапель или на памятник хиппи. Тяжеловесно изящные чайки, не обращая на них никакого внимания, по-хозяйски расхаживали по песку и метко били клювами маленьких крабов, запутавшихся в пене. Проходя мимо «памятника», я услышал фразу, сказанную в форме возражения:

— Бог умер в прошлом году, я сам читал…

Ночью позвонил американский друг:

— В пять тридцать собираемся на Уайтхолл-стрит. Приходи.

— Вечера? — спрашиваю с надеждой.

— Утра, конечно.

А ведь ночью так хорошо работается. Когда стихает наконец шумная улица и назойливый шепот хайвея перестает лезть в ухо. На столе куча не прочитанных еще журналов и газет (каждая весом в полкило и больше). К чёрту газеты. Остаётся три часа. В кассетах мало плёнки — намотать. Будет темно — зарядить аккумуляторную лампу. И вот уже мчится машина по пустым улицам.

А накануне тоже была демонстрация — в 11 часов утра, в Бруклине. И еще будет несколько. Все это против войны во Вьетнаме. Две сотни организаций в Нью-Йорке целиком посвящают свою деятельность борьбе против войны. А кто пересчитает людей, которые сердцем и действием откликаются на призывы этих организаций?

Знакомые гулкие траншеи нижнего города. Брод-стрит, Уолл-стрит, Уайтхолл-стрит. Несколько тысяч демонстрантов, огороженных деревянными шлагбаумами. Несколько тысяч полицейских. Здесь находится призывной центр американской армии в Нью-Йорке.

Сюда рано утром приходят молодые ребята — призывники. Отсюда начинается их путь во Вьетнам. Демонстранты заняли всю улицу. Для прохожих оставлен только тротуар. Двое молодых парней с баульчиками появляются на этом самом тротуаре, ведущем к призывному центру.

— Не ходи! Не ходи! Не ходи! — кричат демонстранты.

Ребята не сразу понимают, что этот крик обращен к ним. Поняв, останавливаются смущенно. Снова делают несколько шагов, снова останавливаются…

— Не ходи! Не ходи! Не ходи! — кричит улица еще громче. — Это не твоя война! Это не твоя война!

Ребята, краснея от смущения, под светом кинопрожекторов проходят вперёд…

Толпа смолкает. Через несколько минут снова появляется призывник.

— Не ходи! Не ходи! Не ходи!

Этот тоже останавливается. И даже поворачивается к демонстрантам. Но тут же к нему подскакивает низенький полицейский:

— Проходи, не задерживайся.

Он крепко берет паренька за руку и ведет сквозь крики:

— Не стань убийцей! Не стань убийцей! Не стань убийцей!

Около самого входа в призывной пункт к нему подскакивают репортёры:

— Вы готовы ехать во Вьетнам?

— Куда пошлют.

— Вы считаете, что США правы в этой войне?

Он несколько секунд думает.

— Может быть, и нет.

— Но вы всё-таки идете?

Парень пожимает плечами:

— А что делать?..

— Не ходи! Не ходи! Не ходи!

Он открывает дверь и проходит в здание.

И вдруг радостные крики демонстрантов, и поднятые вверх руки, и цветы, летящие на тротуар.

Один из призывников повернул назад.

Демонстранты кричат торжествующе. Но полицейский, стоящий рядом со мной, ухмыляется:

— Он просто обойдёт другой улицей. Зачем ему идти здесь…

Может быть, он и прав. Но хочется верить, что правы люди на мостовой, которые так радостно кричат сейчас, после этой маленькой своей победы.

Седой человек в клетчатом пальто сидит на ступенях возле входа в призывной пункт. С ним ещё несколько. Его лицо знакомо. Только никак не могу вспомнить — где видел его. Вокруг репортеры с микрофонами: «Скажите, доктор Спок…»

Это известный в каждой американской семье доктор Спок, детский врач, написавший несколько чудесных книг об уходе за детьми, о воспитании. Американский доктор Айболит — воинствующий борец против войны во Вьетнаме. А иначе и не могло быть. Иначе — чего бы стоили его советы о воспитании детей!

Рядом с Бенджамином Споком полицейский в синей форме. Он — наготове. Еще не отдан приказ, но пройдет несколько минут, и доктор Спок будет арестован. Будут арестованы и его друзья. Об этом знает и полицейский и сам доктор Спок.

— Раз, два, три, четыре! — кричит инспектор. — Эти арестованы!

Полицейские берут доктора Спока за руки. Двери полицейской машины открыты. Вместе с ним арестовывают его друзей.

В здании уголовного суда они узнают, что слушание дела состоится между 10 и 24 января. Пока их отпускают под залог.

А демонстранты всё ещё стоят на Уайтхолл-стрит, напротив старого здания, где помещается призывной центр.

— Не ходи! Не. ходи! Не ходи!

И только к двенадцати часам дня улица пустеет. Я встречаю своего друга. Он возбуждён.

— Завтра здесь будет тоже самое.

— Снова ваша демонстрация?

— Нет, другие… Снова в пять тридцать утра. Понимаешь, призывной пункт открывается в это время. Придёшь?

Это почти ежедневно, почти ежедневно.