Генрих Боровик - Пролог (Часть 1)

Как это ни странно, но когда смотришь по телевизору шикарнейшее зрелище в Зале конвентов Атлантик-Сити, возникает неожиданная мысль — а не приложила ли к постановке этого всемирно известного шоу секретным образом руку армия? Не распоряжался ли на сцене некий добросовестный сержант, больше всего на свете любящий армейское единообразие? Не он ли муштровал прелестных девиц, не он ли отрабатывал им походку, осанку, обороты и полуобороты, их ответы на вопросы жюри? Не он ли подбирал их на свой строгий, но несколько однообразный сержантский вкус? Потому что все они выглядят одинаково, двигаются одинаково, одеты и раздеты одинаково, одинаково отвечают на вопросы судей (судьям дается три минуты на выяснение «интеллекта»), одинаково роняют слезы радости с фальшивых ресниц одинаковой длины, одинаково царственно садятся в демонстрационные кресла и застывают в одинаковых позах: колени вместе, одна нога немного впереди другой, руки спокойно лежат на подлокотниках, спина прямая, подбородок вверх и — улыбка.

Улыбка всё время, улыбка постоянно, улыбка ежесекундно.

Это не простая улыбка. Это улыбка Мисс Америки. Она выражает гамму чувств — доброту, чистоту помыслов, глубочайшее удовольствие, которое хозяйка улыбки испытывает при виде вас.

Эти улыбки называются здесь пластиковыми. При нынешнем развитии химической промышленности их очень трудно отличить от настоящих.

Как-то в числе 27 судей конкурса оказался критик по вопросам живописи Джон Кэндей. Позже он рассказывал: «Меня всё время беспокоила мысль — не пластиковые ли сами улыбающиеся девицы? Я даже решил провести эксперимент. Разработал план: во время обеда сяду рядом с одной из них, и, когда она потянется за пирожным, я, будто нечаянно, задену вилкой её руку. Если она вскрикнет и на коже появится кровь — всё в порядке. Если же вилка отскочит, а улыбка не сползёт с её лица, значит, надо звать химиков».

Эксперимент судье провести не удалось: оказалось, что пластиковым девицам строго-настрого запрещено обедать с членами жюри.

После знаменитого «будуарного скандала» 1928 года хозяева конкурса, не желая больше рисковать доходами, ввели для участниц строгие правила поведения. Соревновательницы, приезжающие в Атлантик-Сити, делятся на группы, и каждой группой руководит специально назначенная дама — дуэнья. Участницам конкурса строжайше запрещено встречаться с членами жюри вне конкурса. Запрещается встречаться и разговаривать вообще со всеми лицами мужского пола (включая отца и братьев), если при этом не присутствует дама-дуэнья. Участницам конкурса категорически запрещается курить в присутствии других. Запрещается употреблять спиртные напитки как в присутствии других, так и в одиночку. Запрещается появляться на пляже в купальнике.

Автор вовсе не собирается заламывать руки и причитать по поводу загубленных судеб пластиковых девиц. Из Мисс Америки пока ещё не было ни одной, которая отказалась бы от своей тяжёлой участи. Как видно, 100 тысяч долларов, которые зарабатывает Мисс Америка за год своего владычества (включая 10 тысяч премии за титул), компенсируют её моральные страдания.

На подмостках Зала конвентов в Атлантик-Сити не только делают деньги. Там еще лепят витринный образ американской девушки — улыбчивой, приветливой, любящей родину и тетушку Минни, красивой, здоровой и чистой. (Как выразился кто-то: «Чистота Мисс Америки может сравниться лишь с чистотой мыла „Айвори“, которое, как известно, лишено примесей на 99,44 процента».)

Небольшая спекуляция на патриотизме, проведенная когда-то дельцами Атлантик-Сити из тактических соображений, превратилась сама собой, согласно законам долларовой саморегуляции, в гигантскую пропагандистско-воспитательную операцию под девизом: «Мисс Америка — символ Америки. Будьте такими, как Мисс Америка».

«Вот она идёт, Мисс Америка!» — говорит свою традиционную фразу человек в смокинге. И слезы умиления и восторга появляются на глазах тысяч, а может быть, и миллионов людей. Оркестр играет «Сла-ава, сла-ава, алллилу-уйя!» и «Боже, благослови Америку!».

Мисс Америка, как курица, должна вывести миллионный выводок последовательниц. Создаётся эталончик для массового подражания — миловидный, приветливый, достаточно хищный зверёк. Эталончик, который в течение десятилетий создавался и Голливудом — «лучшими стервами страны», по выражению Ильфа и Петрова.

В 1967 году в Атлантик-Сити во время конкурса красоты группа женщин устроила демонстрацию на знаменитом Бродуоке. Демонстрацию протеста против «создания дегенеративного существа с птичьими мозгами, внешне очень похожего на девушку», «против фальши, искусственности, лицемерия», «за освобождение американских женщин от рабского подражания идиотским стандартам конкурсов красоты».

Серьёзная демонстрация закончилась с юмором. В противопожарной бочке был разведен огонь. И в нём символически были сожжены пара фальшивых ресниц, парик, накладные пластиковые груди и даже один бюстгальтер.

Слава богу, в Америке все-таки очень много людей с юмором.

Ко всему сказанному автор хотел бы добавить лишь несколько слов. Автор не против красоты вообще и женской в особенности. Он не против костюмов для плавания. Он не стал бы критиковать любительниц наклеенных ресниц и даже париков (хотя он и предпочитает естественность). Исследуя материал для этого очерка, автор ставил перед собой скромную задачу: разобраться, что происходит с красотой, если за неё берутся так называемые деловые люди.

Маленький, аккуратный белый домик. Такой наивный и милый, что даже не верится, что это и есть штаб-квартира Джорджа Уоллеса в городе Таскалуса, штат Алабама. Но из окна на меня требовательно глядит его лицо (в двадцатикратном увеличении) — лицо кандидата в президенты США от Независимой партии. Прическа — волосок к волоску, височки подстрижены аккуратнейшим образом, зубы один к одному. Улыбка напряженная, но ничего — сносная. И над портретом, прямо на стене, надпись: «Штаб-квартира. Уоллеса — в президенты».

Сомнений нет. Тем более что рядом, во всю стену, ещё крупнее, значительно крупнее, просто гигантскими буквами: «Бесплатный кофе».

Ну как не войти? Конечно, войдёшь.

И сразу навстречу разлетелись две старушки. Обеим вместе лет под полтораста. Однако жилистые такие старушенции, худые, длинные, подвижные, как ящерицы. Обе в одинаковых ситцевых платьях, будто из одной спортивной команды. Одна рыжая, веснушчатая, с облупленным и поэтому несколько голубоватым носом. Другая белая-белая, будто только что с мельницы.

Обе приветливо, но бесцеремонно, не ожидая моих ответов на свои вопросы, перепасовывают меня друг дружке, будто я для них теннисный мячик: