Иштван Барт - Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа

У Елизаветы как раз урок греческого языка; она штудирует "Илиаду" с помощью Руссопулоса, несколько экзальтированного юного грека с буйной гривой волос и горящим взором; императрица привезла его особой в Вену с острова Корфу. Как может судить читатель, мы располагаем точной информацией о ходе событий — что касается подробностей, абсолютно не существенных. Ида Ференци ровно в 10 часов 45 минут постучала в гостиную Елизаветы, прервав галоп гекзаметров. Простите за беспокойство, но у главного гофмейстера барона Ноп-чи важные новости, и дело не терпит отлагательств. Руссопулоса отсылают прочь, и барон Нопча (в результате все-таки именно он) передает доставленное графом Хойосом известие о майерлингской трагедии. Оба отравились. Но есть подозрение, что это дело рук барышни Вечера. Быть может, из ревности? Сперва отравила наследника, затем себя. Оба скончались. Сегодня ночью.

Елизавета выражает желание остаться одной.

Проходит всего лишь несколько минут, и в коридоре, ведущем к покоям императрицы, появляется император, дабы согласно своему дневному распорядку навестить супругу в ее апартаментах, где по окончании урока греческого языка в 11 часов будет выступать с декламацией актриса Катарина Шратт. Во время своего пребывания в Вене императрица всегда старалась облегчить супругу встречи с его любовницей; она приглашала актрису к себе, чтобы императору при его чрезвычайной загруженности не приходилось самому ездить к своей приятельнице.

Франц Иосиф проходит мимо охраны; караульный, что несет дежурство возле самой двери, уже должен бы подскочить и распахнуть ее перед императором, однако он, понурив голову, неподвижно застыл возле барона Нопчи, который вроде бы собирался что-то сказать, но у него дергается голова и слова нейдут из горла. И император энергичным движением хватается за ручку двери, но не успевает ее повернуть; главный гофмейстер императрицы, коснувшись руки императора, пресекает его попытку войти к супруге — сейчас, мол, нельзя. Франц Иосиф, должно быть, в недоумении воззрился на барона и тут заметил, что главный гофмейстер сотрясается от молчаливых рыданий.

Тем временем Елизавета осушает слезы и отсылает Иду Ференци прочь. Теперь можно впустить императора.

Компаньонка императрицы, погруженная в скорбь, стоит за дверью (в коридоре?) или — судя по всему, она обладала наибольшей практической сметкой — уже пытается обсудить с гофмейстером необходимые распоряжения прислуге, когда открывается дверь (или в конце коридора возникает женская фигура), и пораженная Ида Ференци видит, что к ней приближается баронесса Хелена Вечера. Баронесса еще издали улыбается, хотя и несколько растерянно. Как сюда попала эта женщина и чего ей нужно? Оказывается, она хотела бы просить аудиенции у императрицы; ей надо бы поговорить с ее императорским и королевским величеством о наследнике и о своей дочери, ибо лишь императрица… а, возможно, и ее милости известно…

— Нет-нет, ее величество сейчас не может вас принять, да и вообще… уже поздно… все знают, что они оба там, в замке… — Ида Ференци, не закончив фразы, резко поворачивается и отходит, оставив баронессу посреди коридора (залы?). Хелена Вечера, конечно же, ничего не поняла из этих сбивчивых слов, но, по всей вероятности, растерянно озирается, видя вокруг хмурых, молчаливых лакеев. Она стоит, не зная, как быть, и в этот момент распахивается дверь салона императрицы, и выходят Елизавета (за нею Катарина Шратт? или актриса тоже дожидалась перед дверью?) и Франц Иосиф. Неожиданно (и именно сейчас!) исполняется заветнейшая мечта честолюбивой баронессы! Аудиенция! (По крайней мере, нечто подобное.) Ей достаточно было бы поклониться, сделать реверанс, но она падает на колени — это получается у нее совершенно инстинктивно. Император молча проходит мимо нее. (За ним следует Катарина Шратт?) Когда Хелена Вечера поднимает глаза, над нею возвышается лишь фигура императрицы, и прежде чем баронесса успевает вымолвить хоть слово, Елизавета холодно и бесстрастно оповещает ее: — Уже поздно, оба мертвы . — На мгновение воцаряется гробовая тишина. Императрица также удаляется, успевая бросить на ходу: — Запомните хорошенько — Рудольф умер от сердечного приступа … Понятно? — Баронесса Вечера падает без чувств.

Меж тем весть распространяется подобно параличу, однако еще не достигла нервного центра, Премьер-министр граф Тааффе в этот час совещается с бароном Краусом: о барышне Вечера по-прежнему ни слуху ни духу, видимо, придется отнестись к делу всерьез, и он возьмется за него самолично. Однако, пока не вернулся с донесением агент, посланный утром в Майерлинг, надо поразведать и в других местах. Шеф полиции, возвратясь в свою канцелярию, вызывает к себе доктора Майснера: пусть отправляется к фрау Вольф и попытается выведать, что ей известно.

Пройдет еще добрых полчаса, когда премьер-министра отзовут с очередного совещания. (Обсуждается давно затянувшийся вопрос о снабжении города водой.) Затем, последней в Бурге, — даже через пятьдесят лет не забудет она этой обиды — и Стефания узнает о том, что стала вдовою. У нее в этот момент шел урок пения.

Бесформенный кошмар этого известия постепенно облекается в формулировки. Еще не известно, что же произошло в действительности; пока еще подбираются подходящие слова. Когда этот огромный, коллективный труд будет завершен, вот тогда-то мы и узнаем, что же случилось на самом деле.

Однако пока что даже на бирже лишь царит неуверенность, хотя там вот уже несколько часов знают и говорят о том, что в Бурге сейчас пытаются как-то свести воедино. Известие о случившемся доставил барон Натан Ротшильд, главный пайщик общества ''Южная железная дорога''; ему же сообщил по особому железнодорожному телеграфу начальник станции в Бадене: для того, чтобы остановить поезд (экспресс, который в Бадене не брал пассажиров), граф Хойос вынужден был сказать ему, какая беда случилась в Майерлинге. А начальник станции, хоть и пообещал хранить тайну, наверняка припомнил знаменитую историю об огромном барыше, нажитом ротшильдовским банком благодаря тому, что он раньше всех узнал о поражении под Ватерлоо, — и бросился к телеграфу. Ну, а барон Ротшильд вскочил в карету и, понимая, что новость эта ценится на вес золота, повез ее первым делом князю Ройсу в германское посольство, а уж потом на биржу. (Очередность тут никак не могла быть случайной.) Император, по всей видимости, еще ничего не подозревает, а на бирже уже падают курсы. Надвигается сумятица или уж по меньшей мере хаос — неопределенное будущее. Дабы предотвратить панику среди клиентов, биржу закрывают.

В половине первого распахиваются двери канцелярии главного гофмейстера: входит придворный советник Кубашек, бледный как смерть, весь дрожа. "Кронпринц скончался! — запинаясь выговаривает он. — Я Майерлинг отряжается комиссия. Господам Поляковичу, Шультесу, Слатину, капеллану Майеру, Киршнеру и Клауди незамедлительно собраться в дорогу! Они поедут со мной".