Виктор Ардов - Этюды к портретам

Ильинский лишний раз показал в монологе, насколько он органический актер. Ни на йоту не отойдя от образа комика — Расплюева, он вызвал слезы зрительного зала сетованиями глупого жулика. Не каждый сумеет этого добиться!.. Со времени, когда наш артист играл Тихона в «Грозе» и там поразил публику мгновенным и блистательным переключением из комедии в драму, даже в трагедию, — прошло, наверное, лет 15. За 15 лет Ильинский ни в малой мере не утратил эту способность: нераздельно понимать и так же передавать зрителям весь внутренний мир своего героя.

Мне кажется, что сам язвительный автор трилогии А. В. Сухово-Кобылин, сочиняя роль Расплюева, не предполагал, что симпатии зрителей до такой степени окажутся на стороне этого подонка. Тут, как оно иной раз бывает, талантливый исполнитель внес поправки в замысел автора. Ильинский показал себя в Расплюеве подлинным гуманистом.

Я не боюсь написать это громкое слово. Да, да, за страдания Расплюева — а в том-то и дело, что у Ильинского Расплюев страдает воистину, — должно отвечать звериное общество, создающее и кречинских, и расплюевых, и та- релкиных, и варравиных, общество, где честные люди типа Муромского обращаются в жертву корысти, подлости и коварства. На время монолога Расплюев переходил в лагерь Муромских — людей порядочных и страдающих.

Мне думается, такое решение роли — лучшее из всех возможных.

Отдельно надо бы говорить об Ильинском — киноактере. Но я не очень хорошо помню немые фильмы с его участием. Осталось только общее впечатление, может быть вызванное тем, что сравнительно недавно — года три назад — я смотрел куски фильма «Аэлита». Вообще я боюсь смотреть старые фильмы. Это — безжалостные свидетели. Они показывают, что ваша молодость давно прошла, сами вы состарились, состарались или умерли ваши друзья. Своею забавной старомодностью они как бы подтверждают, что время их возникновения ушло невозвратно. А ведь вы так явственно помните это время появления старых фильмов, вы современник этих устаревших мод, одряхлевших людей…

Вот и в Ильинском меня прежде всего поразила его тогдашняя молодость. Затем я с грустной улыбкою отметил, насколько свежи, наивны и добродушно комичны его повадки и жесты, мимика и вся стремительность поведения в роли, кажется, филера, попавшего на планету Марс с земли.

Добродушие, доброта, доброжелательность по отношению к изображаемому персонажу — эти качества Ильинского в кино видны еще лучше, нежели в театре. Вот и в фильме «Волга-Волга» артист не слишком беспощаден к изображаемому им «заведующему». Ильинский скорее объясняет нам, как и почему Бывалов стал таким смешным и глупым, таким бесполезным и даже приносящим вред, чем осуждает его навсегда и безо всякой надежды на исправление.

Источники глупых и смешных поступков и слов Бывало- ва сами по себе смешны и глуповаты. Это — желание казаться умнее всех. Главнее всех. Желание объять необъятное, но в то же время не позволить в сфере этого необъятного ничего такого, что не предусмотрено им, Бываловым. Он твердо уверен: что бы ни произошло, спросят именно с него. А зачем ему отвечать перед вышестоящими товарищами за что-то, чего он даже и не знает толком…

Бывалов смешон даже по внешности. Но сам он полагает, что представляет из себя фигуру очень импозантную. Тут имеет значение разница во вкусах между нормальным человеком и индивидуумом из породы бываловых. Для нормального человека, не отравленного стремлением изображать из себя во что бы то ни стало руководителя (все равно— чего!), напыщенное лицо Бывалова, который тужится, пучит глаза и двигается от важности, как робот, а не как живой человек, — смешно само по себе. Смешон и полувоенный «комендантский» костюм Бывалова. Смешон его портфель, с которым Бывалов, вероятно, не расстается и в бане. А сам Бывалов с некоторой гордостью придерживается этих обычаев, принятых среди таких же, как он, убогих честолюбцев.

В «Волге-Волге» отрицательный персонаж Бывалов, у которого и метраж-то на экране невелик, забил всех положительных действующих лиц. Пожалуй, это единственный случай в истории нашего кино.

Но есть в творчестве Ильинского еще одна сфера деятельности, о которой я готов сказать, что она для артиста значит не меньше, нежели его работа в драме. Говорю о художественном чтении.

В сущности, Ильинский-чтец уже существовал в роли Брюно в «Великодушном рогоносце». Неимоверная трудность этой роли была преодолена артистом только потому, что в палитре его приемы чтеца — лирического, патетического и комического — заняли места не меньше, чем прямое лицедействие.

Но это был, так сказать, зародыш будущего корифея нашей филармонической эстрады, нашего литературного радиовещания. Для того чтобы Ильинский как чтец стал бы самостоятельным и столь значительным явлением данного жанра, нужно было артисту перестать быть материалом в руках диктаторской режиссуры, а, так сказать, самому стать во главе прекрасного и разнообразного театра, который так и называется: «Творческий вечер Игоря Ильинского. В программе…» И далее следуют имена многих авторов — классиков и современных, поэтов и прозаиков, русских и иностранных…

Огромный и удивительно обширный репертуар в этом Театре одного человека!.. Вот об этом-то Театре я и хочу написать несколько слов.

Как возник сей Театр? (Заметьте: я пишу слово театр без кавычек и с прописной буквы, потому что я воистину считаю, что тут мы имеем дело с неким зрелым и интересным для зрителей творческим организмом.) Значит, как же он возник? Ну, во-первых, я полагаю, что не возникнуть этот Театр не мог: такая сильная сторона дарования Ильинского нашла бы себе выход в его творчестве непременно. Тем более что у нас в советском искусстве жанр художественного чтения вообще развился необычайно. Он имеет свою прессу, своих теоретиков, своих режиссеров, а главное — прекрасных и разнообразных по индивидуальностям, по творческому методу, по склонностям исполнителей. Достаточно назвать здесь А. Закушняка, В. Яхонтова, Д.Журавлева, Д. Орлова, В. Попову, А. Беюл, чтобы понять, как богато представлен в наше время этот жанр.

Но мне кажется, что Ильинский пришел к своему чтецкому Театру еще и от исполнения комических рассказов Зощенко и других авторов. Рассказы Зощенко, на мой взгляд, Ильинский исполнял лучше всех, а на эстраде нашей одно время много было артистов, читавших этого писателя. Сам М. М. Зощенко печатно признал, что Ильинский передает его рассказы в полном соответствии с замыслами автора. А я бы добавил: передает конгениально автору.

Только у одного Ильинского своеобразная лексика зо- щенковских рассказов обретала свой подлинный смысл: быть ироническим и грустным отражением грубостей реальной жизни. Прочие артисты утрачивали этот элемент иронии. Оставался только комичный и часто буффонный сюжет, облеченный в неприятный жаргон. Пропадала глубина — второй план рассказа, пропадала чуть заметная и потому особенно прелестная грусть автора по поводу того, что иные из его соотечественников способны совершать эти смешны^, а если вдуматься — очень печальные поступки… "