Виктор Ардов - Этюды к портретам

— А я сегодня не играл, Василий Иванович!

— Все равно… п-по-моему, очень хорошо.

Актер Топорков лечился у зубного врача, и тот вставил ему золотую коронку. Топорков дал этому врачу билет на спектакль, в котором играл главную роль. Встретившись с дантистом после спектакля, актер спросил его о впечатлении.

Врач ответил:

— В бинокль из восьмого ряда ее можно увидеть.

— Кого — ее?

— Коронку!

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова прожила более 90 лет и отличалась весьма живым нравом. Актер МХАТа В. В. Лужский назвал ее так:

— Беспокойная вдова покойного писателя.

В Москве был такой театральный директор — Игорь Владимирович Нежный. В начале тридцатых годов он был во главе Мюзик-холла. Там шло обозрение Демьяна Бедного «Как 14-я дивизия в Рай шла». Однажды автор пьесы сидел в кабинете директора и был свидетелем, как И. В. Нежный круто распекал своего нерадивого сотрудника. Когда тот ушел, Демьян сказал:

— Я вижу, что ты такой же Нежный, как я — Бедный…

В Театр сатиры принесли пьесу, в которой была такая ремарка:

БОРИС: Прощайте>же, друзья. (Уходит, уезжает затем в Киев, где женится, имеет трех детей и живет довольно счастливо.)

Известный в свое время комик Николай Матвеевич Плинер отличался весьма веселым характером и шутливостью. Однажды при нем некий молодой актер, не получивший прибавки жалованья, говорил:

— Нет, уйду я из этого Театра сатиры!.. Зачем мне терпеть этих хамов?.. Если они меня не ценят, я перейду в Художественный театр…

— Там тебя не возьмут, — сказал Плинер.

— Почему это меня не возьмут? — вскипел актер.

— В Художественном театре у гардеробщиков своя артель, они со стороны не берут, — невозмутимо отвечал Плинер.

В 1928 году в Москву приезжал английский фокусник Данте. Он работал в Московском мюзик-холле.

А в одном из предприятий Управления госцирками работал в то время некий администратор, носивший не менее громкую фамилию — Рафаэль.

Обоих деятелей познакомили.

— Данте, — величественно сказал гастролер.

— Рафаэль, — отозвался администратор.

Фокусник счел, что это обидная шутка на его счет, и ударил Рафаэля по физиономии.

В одном из городов на Кавказе играли «Отелло». В пятом акте, как и положено, мавр задушил свою супругу, а вслед задернул занавес, скрывающий альков. Потом он вышел на авансцену и произнес положенный в этом месте монолог… После чего снова открыл альков… И тут зрители увидели, что Дездемона лежит, приподняв голову с подушки, с папиросой в зубах, а к ней наклонился помощник режиссера с зажженной спичкой в руке…

Сначала в зале ахнули, потом раздался смех и даже аплодисменты… И, перекрывая шум, прозвучал голос с сильным восточным акцентом:

— Правильно задушил, слушай, на минуту оставить нельзя…

В начале тридцатых годов вслед за движением «жен комсостава армии» и «жен инженерно-технического состава» началось еще и движение «жен писателей». В Москве председательницей совета жен писателей была супруга Вс. Иванова. А ее заместительницей выбрали Э. Я. Финк — жену Виктора Финка.

Как водится, у руководительниц движения появилось множество дел. Они заседали, куда-то ездили, звонили по телефону, и им стали часто звонить…

Как-то Виктор Григорьевич Финк взял трубку. Нетерпеливый женский голос сказал:

— Попрошу к аппарату жену писателя Финка.

— Ее нет дома.

— А кто со мною говорит?

— С вами говорит муж жены писателя Финка.

Однажды Евгений Петров пошутил по моему адресу. Я был у него в гостях и позволил себе за столом прибегнуть к весьма крутому выражению. И тогда Евгений Петрович

заметил:

— Если бы вы сказали такое на обеде у леди Голифекс, то лорд Голифекс уронил бы монокль в борщ…

Ильф говорил, что в тот день, когда трещина на льду разломала барак челюскинцев, они приняли такое радио:

«Карское море, лагерь Шмидта. Предлагаю вам турне по Европе и Америке с вашими лекциями. Импресарио Щупак».

Шмидт будто бы ответил, желая поднять настроение экспедиции:

«Варшава, импресарио Щупаку. Говорит Шмидт. Согласен, приезжайте для личных переговоров».

В «12 стульях» описывается первомайская демонстрация. В описании этом есть фраза:

«Пронесли чучело Чемберлена».

В английском переводе это звучит так:

«Пронесли чучело сэра Остина Чемберлена».

Отец М. М. Зощенко был художник. В одном антикварном магазине Мих. Мих. увидел картину работы отца. Он захотел ее купить. С него спросили очень дорого, и в ответ на просьбу о скидке продавец сказал:

— Так ведь это же Зощенко картина. Имя-то какое!

Имя было самого Михаила Михайловича!

Литератор Арго, зайдя в рыбную лавку, заставил про, — давца отвечать себе в рифму. Он спрашивал:

— Что это за штука?

— Щука.

— А это что за вещь?

— Лещ.

— А вот тот пузан?

— Сазан.

— А это что за рыба была?

— Камбала…

И озадаченный работник прилавка еще долго размышлял о своем внезапно открывшемся поэтическом даре…

Клоун Карандаш на почте предъявил свой паспорт с целью получить по переводу. Сотрудница почты объявила ему, что перепачканная чернилами фотокарточка в паспорте непохожа на владельца. Клоун обмакнул палец в чернильницу, мазнул себя по носу и щекам и спросил:

— А теперь похожа?

Ему тотчас же выдали деньги.

Драматург Вл. Соловьев любил украшать себя перстнями, запонками, булавками и пр. Однажды при виде Соловьева композитор Н. Богословский сказал:

— Володя, ты забыл надеть серьги.

Композитор Слонов написал множество вальсов. Он сам как-то заявил о себе:

— Я король советского вальса.

— Да, — согласился Богословский, — ты вообще композитор только на три четверти…

Я как-то заметил своему приятелю, который много лет работает в Московском планетарии:

— Ты знаешь, почему тебя там так долго держат? Потому что ты звезд с неба не хватаешь…

Эстрадный фельетонист Н. П. Смирнов-Сокольский увидел за кулисами, как известный кукольник С. В. Образцов надписывает кому-то свою книгу.

— Я и вам подарю, — заверил он Сокольского.

— Не стоит труда, — мгновенно отреагировал тот. — Я глупостей не чтец, а пуще — образцовых…

Однажды Н. П. Смирнову-Сокольскому пришлось вести концерт в Центральном Доме Советской Армии. Пока на сцене шел очередной номер, Николай Павлович спросил администратора:

— Кого мне сейчас объявлять?

— Сейчас будет играть Яков Флиер.

Сокольский вышел на авансцену и объявил:

— Сейчас нам с вами предстоит огромное эстетическое наслаждение: лауреат международных и всесоюзных конкурсов Яков Флиер сыграет нам на своей замечательной скрипке!

Раздались аплодисменты. Сокольский пошел за кулисы.

Там стоял бледный от ярости Я. Флиер, который сказал: