Алексей Самарин - Сигнализация

Национализм только тогда даёт плоды, «когда национальность творческими усилиями раскрывает в себе вселенское, не обезличивая своего индивидуально – неповторяемого образа, но, вознося его до значения всечеловеческого» – писал Н. Бердяев.

Таким национальным гением с общечеловеческим звучанием и был Ф. М. Достоевский. Его жизнь протекала в сложную, переходную эпоху. В хаосе и анархии, которые сопутствуют переменам, одни мировоззренческие стереотипы сменяли другие, новые истины сменяли старые. Простому человеку в пёстром калейдоскопе мнений, пророков и лжепророков трудно было увидеть правду. Достоевский был одним из немногих, кто её почувствовал, осознал и поверил в неё. Он сумел распознать опасности, которые таят в себе «бесы» революционного рационализма, абстрактного гуманизма, буржуазно-мещанского практицизма, либерального сентиментализма, нигилистического скептицизма и рационального православия. В своих произведениях: «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» – он показал причину этих заблуждений: забвение христианских истин, православия. В юности социалист, участник кружка петрашевцев, пройдя через ужасы каторги, он не озлобился, а пришёл в православие, осознав, что наука и мораль, успехи в искусстве и экономике – пустые абстракции и фантомы, если они не одухотворены светом христианства, для которого нет ни иудея, ни эллина.

Его взгляды и много лет спустя не потеряли своей актуальности. Сегодня нас снова искушают лжеистинами – бесами, которых осудил в своих произведениях Ф. М. Достоевский.

Революционный рационализм в произведениях Ф. М. Достоевского представлен образами Раскольникова, Шигалёва, Петра Верховенского. Читая «Преступление и наказание», мы впервые сталкиваемся с логически выверенными, но бесчеловечными, в сущности, фантазиями главного героя – Р. Раскольникова. Он делит людей на два неравных класса: один состоит из натур властных, способных господствовать над другими и вести их за собой. Они благодетельствуют человечеству, давая ему новые великие мысли, основывая государства, совершая преобразования и т. д.; их немного. Во втором классе находится многомиллионная масса, обыкновенные люди, исторический материал. Человеческая мораль существует только для обыкновенных людей, тогда как «властители» и «вожди», люди, принадлежащие по натуре своей к первому классу, свободны от всяких нравственных предписаний. Они могут нарушать все моральные законы и даже имеют право на преступление, если оно нужно для достижения их целей. Только они имеют право называться настоящими людьми, все остальные – «презренные вши». Если это «настоящему человеку» нужно, он имеет право без всякого угрызения совести убить «вошь». Но «вши» таких прав не имеет, и потому злая «вошь», то есть обыкновенный человек, который мучит других, не обладая правами властителей, особенно достоин презрения, и его следует уничтожить в первую очередь.

Парадоксальность и аморализм идеи Р. Раскольникова прозвучали в уже несколько иной противоречивой интерпретации Шигалёва – одного из героев «Бесов», который запутался в понимании свободы и деспотизма. «Я запутался в собственных данных, – говорит Шигалёв, – и моё заключение в прямом противоречии с первоначальной идеей, из которой я выхожу. Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом».

И уже эта «путаница» как вполне законченная доктрина воплотилась в мрачном, хотя по-своему и величественном, Великом Инквизиторе «Братьев Карамазовых», центральной идеей которого стало именно принципиальная невозможность всеобщей народной свободы: «ибо ничего и никогда не было для человека и человеческого общества невыносимее свободы!» От этого бремени освобождают людей избранные властители, и только таким образом, возможно устроить всеобщее человеческое счастье.

Именно таким «борцом за всеобщее человеческое счастье» предстаёт перед нами П. Верховенский – идеолог цинизма и вседозволенности, который разрешает себе даже «кровь по совести». Для этого человека нет ничего святого, внутренне невозможного, он не остановится ни перед какими злодеяниями, подлостью, не ужаснётся ничему, для него цель, безусловно, оправдывает любые средства.

Причину такой одержимости Ф. М. Достоевский видит в культе рационализма, который устраняет из жизни духовность как нечто отжившее и устаревшее, и тем самым фактически уничтожает человека как личность, упрощает его до социальной функции с ограниченным и известным набором потребностей.

Стремление единолично определять потребности и возможности народа, человечества; управление извне вместо доверия к совести каждого – одна из серьёзнейших опасностей, которой ни в коем случае не следует пренебрегать. Универсальная политическая система, какой бы она ни была, нивелирует индивидуальность, так как не доверяет человеку, его совести, нравственности. Не случайно у Достоевского всякая политическая идея порождает в конечном итоге авторитарную политическую систему, сводящую значение отдельного человека до уровня простой функциональной единицы. Система противоречит личности, а потому её принципом становится не единство, а единообразие, лишающее человека подлинной свободы – духовной.

К каким реальным последствиям может привести следование «истине вне Христа». Это явление Достоевский мог наблюдать на примере Российской действительности 60–70 годов 19 века, в которой борьба рациональных идей нередко заканчивалась банальной уголовщиной (нечаевское дело). Поэтому он и говорит в письме к Н. Д. Фонвизиной от конца февраля 1854 года:

«…если б кто мне доказал, что Христос вне истины и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться с Христом, нежели с истиной».

Разновидностью революционного рационализма, по мнению Ф. М. Достоевского, является абстрактный гуманизм, который стремится создать нравственность «вне Христа», обожествить человека и человеческое. Такие взгляды в романе «Бесы» проповедует Кириллов. Он ищет «последней свободы», которая навсегда освободила бы не только его самого, но всё человечество от страха боли и страха смерти: «Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь всё боль и страх… Жизнь дается теперь за боль и страх, и тут весь обман. Теперь человек ещё не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый… Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, все новое…» Человек должен освободиться ото лжи и «заявить своеволие»: «Я три года искал атрибут божества моего и нашёл: атрибут божества моего – Своеволие!»