Валерий Рыжков - Капитан Ориона

Зародился особый наемный класс пролетариата – гастрабайтеров, гостевых работников, которым терять нечего, даже родины, которой у них нет. Класс гастрабайтеров – это вежливый могильщик ипотечной власти. Нынешнее демократичное общество – это общество, с ограниченной ответственностью давно живущее в кредит, теперь еще и по ипотеке. У данного общества живущего в долг не может зародиться национальная идея сохранения государственности. Духовность произрастает не из принципов, а из идеалов. Как голод разрушает тело, так гордыня губит душу. В связи с тем, что человеческие ценности вечные, то насильственный разрыв между поколениями приводит к безнравственности в обществе.

Перестройка потерпела фиаско. Бедные стали беднее, богатые – богаче.

Белый город в белой ночи белого тумана. Где-то на дне моря-озера лежит непокоренный город Китеж.

Другой город на Неве бурлит в таинственном маскараде фейерверков.

Есть такой прогноз погоды, если в Петербурге дождь, то в Москве непременно будет солнце, или если в Москве дождь, то в Петербурге прибудет солнце.

В восьмидесятых годах по странам прокатилась волна ремейков Истсайдских историй любви по шекспировским мотивам «Ромео и Джульетты». Межнациональные браки были в моде во всем мире на волне сексуальной революции. Тогда народилось эмоциональное и интеллектуально одаренное поколение, которое в экстазе эмансипации смешались с практичными людьми.

Потом вместо гаврошей на улицах революции появились свои герои реэволюции – хакеры в интернете. «Чайл – фри» – это понятие означает не свободу, а легкий ветер. Поколение «икс» сменило поколение «игрек». Это поколение «игрек» – поколение потребителей. Они поглощают без остатка каждый свой гамбургер удовольствия. Эти хакеры по настоящему ведут игры войн по лабиринтам компьютера. На смену им приходит другое поколение «джи», считая неуспешными поколения «икс» и «игрек», которые так и не составили целостного уравнения истины мира. В одном пространстве мир людей разложился на три поколения «икс», «игрек» и «джи», так и они остаются неизвестными величинами на шахматной карте истории. Одни становятся почетными гражданами, другие вежливыми людьми, третьи прибывают поколением граждан с полной свободой времени.

Девиз «Молодым пути-дороги» стал теперь лозунгом, как старикам оплаченный вексель на покой, который им только снится. Вечный вопрос – зачем. И ответ чисто чеховский, еще немного и узнаем, зачем живем – зачем страдаем. На что смеем надеяться?

Жить по религии или морали. Если человек не Бог, зачем он познает всю жизнь самого себя. Если время Бог, то человек только его проводник. Ибо род человеческий не прерывается, а прекращается только человеческая сущность жизни.

Порой дети меняют прямо или косвенно судьбу своих родителей. Другие прерывают нить своей родословной. У Гёте имевшего пять детей, через пятьдесят лет прервалась наследственная хромосомная нить жизни, так как не осталось прямых наследников. Но мудрость Гёте в его книгах пережила генетическую связь с будущим еще на сто пятьдесят лет. Вот и смысл, кто кого переживет, слава или продолжение рода.

В нулевые годы на помойку понесли мебель двадцатилетней давности. Дети выросли. Потом наступил двадцать первый век. Пришел на смену другой стиль, другие драпировки мебели, оригинальные пластиковые окна и пуленепробиваемые двери. Другой класс автомобилей. Стал другой кластер жизни. Другое качество жизни. Особенная еда с пищевыми добавками «Е». Вечеринки. Диско клуб. Встречи и расставания. Головная боль и тошнота. И большая депрессия от нелюбви к себе. Победитель тот, кто много заработал на рекламе кроссовок. Один на сто других претендентов, которые на подобной рекламе не заработали ничего. Реклама голодных игр построены не на свободе, а на восприятии легкости бытия. Реклама платья это не реклама белья, а реклама свободы тела. И, в конце концов, как утиль, продается тело вместе с душой. Дьявол правит капиталом. Если не справился с эмоциями сейчас, то прощай свобода. Пошла игра на выживание, где существуют только герои, и красота, и долговечность не синонимы.

И все – таки нет необходимости заполнять собственную пустоту другими, и хуже всего быть с ненужными людьми, и еще труднее жить в пустоте.

По извилистой дороге всё дальше отъезжая от города окунаешься в тишину загородного пейзажа. За кольцом автострад дороги сетью паутины стелятся между холмами и лесами, реками и озерами. Дома, коттеджи и малоэтажные панельные бараки иногда оживляют или удручают путешественников на сто первом километре.

Тишина. Лес сосен и берез. Чистый воздух. Огромное небо. Заброшенный хутор. Разобранный дом до фундамента. Нет обитателей дома. Старые яблони осенью гнутся от созревших яблок. В заросшем кустарнике стоят деревья с раскидистыми ветвями калины и боярышника. В тишине слышен гул машин с дальнего шоссе.

Дачники едут на отдых в выходные дни. Закуски. Шашлык. Дым костра. Застольные песни.

В деревне унылое мычание коров. Забытые жители. Стадо из пяти коз. Неторопливый разговор соседей. Вечерний желтый свет лампочки у дома.

Вечереет, загородом тихо, и затемно. И плывет на небосклоне луна. И луна одна – на всех людей земли одна.

Сто первый километр. Это когда сигнал сотового телефона теряется, и батарейки садятся. Цивилизация города исчезает с его удобствами и шаговой доступностью ближайшего магазина. Оторванность, как безвозвратность. Колодец. Вкус родниковой воды. Трава под ногами вместо асфальта. Запахи цветов в скошенной траве. Зазвонил вдруг телефон. В мгновение исчезает уединение, и снова окунаешься в городскую суету. Сто первый километр просто не отпускает. Вдруг разряжается аккумулятор. Еще несколько часов счастливого отдыха в уединении.

Сто первый километр. Может быть не только хутор, садоводство, дачное хозяйство или поселок. Это может быть и город.

В отрогах гор на отшибе, затерялся сибирский городок. Не как сто лет назад с тремя тысячами душ, а с полумиллионным населением. Ключевая точка города вокзал. Достопримечательностью города считается металлургический завод, который пыхтит копотью, и в туманное утро смог нависает над городом, где терриконики шахтных отвалов, египетскими пирамидами, кольцом окружают город, который раскинут на рукавах бурной реки Томи.

От вокзала три луча-проспекта рассекают обеспложенную землю. Первая пыльная дорога ведет к заводу, вторая, выметенная, – к театру и тополиному парку, и третья, безмолвная, – к городской больнице.