Александр Образцов - Поющие люди

Так по русским приметам изумительной красоты.

Самое сложное – писать без отзвука, без эха. Надо напрягаться за весь мир, реконструируя этот отзвук.

Наш мир – инкубатор высших сил.

Искренность – не право и не обязанность. Это – условие.

Когда ты не нравишься себе, ты нравишься окружающим.

Не тот могильщик, кто громко кричит и грозит похоронить, а тот, кто приходит неслышно и делает это сразу.

Тот, кто много раз бросал курить, понимает, как человек труслив, жаден и лжив.

Почему-то проза от первого лица неубедительна.

На русский вопрос, что такое литература – исповедь или проповедь, в Европе знают третий ответ – ремесло. И русскому становится гнусно заниматься этим делом.

Как может быть культура автономна или не автономна? Если она не автономна, она не культура. Как может быть культура открыта или закрыта? Если она закрыта, она не культура.

Мне не интересно мое время. Мне оно любопытно.

Похоть и любовь не только не адекватны, но и противоположны по смыслу.

Обычные наблюдательность и память не имеют отношения к литературе. Здесь нужны другие инструменты.

Основное отличие пейзажа двадцатого века от предыдущих – громадные площади перевернутой земли. Возможно, в этом причина сумасшествия. В гумусе, в зелени – мощное стабилизирующее поле мысли.

Человек не может быть интересен своей старостью. Скорее, этим он как раз неинтересен.

Труднее всего доказать очевидное.

Невозможно переубедить отца.

Реже всего бываешь на соседней улице.

Меньше всех ценишь друзей.

Думая о замысле Бога, мы забываем ввести множественное число. Замыслы Бога. Их так много, что в понятие гуманизма они не вмещаются. Замыслы Бога веселы и ужасны, тоскливы и оптимистичны, мудры и дебильны. Но каждый раз, за новым замыслом, открывается более высокое гармоническое целое, которое затем становится неизбежно частью.

Ребенок вдруг становится ласковым. Тебе кажется, что в семье, наконец, мир. А он просто убедился в том, что ты окончательный осел.

Революционный демократ тогда человека пожалеет, когда он уже корчиться будет. Вот тогда – да, тогда своей жизни не жалко для спасения. А если мало страдает или не из-за того, из-за чего следует, то – пусть. Даже презирает за мелкость.

Самое приятное средство для постоянно бодрого и приветливого состояния – это способность забывать обманы и предательства.

Люди потеряли страх, а злоба осталось.

Рассказ как голубь: рвет и рвет крылья из рук. Но ты обжимай и обжимай его – тем ослепительней, неожиданней будет бросок ввысь.

Что такое сюжет? Это когда к свободному герою начинает цепляться посторонняя жизнь. Или он от нее отбивается, в конце концов, или она его задавливает. Без вариантов.

Мифологизация дурака. Надо относиться к нему, как к обычному человеку, он не всемогущ и не вечен.

Семья – это место, где хороший человек проявляет свои дурные наклонности.

Боюсь людей, у которых нет зазора между желанием и поступком.

Вопрос не в том, есть ли объяснение всему, что было, есть и будет. Вопрос в том, способен ли кто-то хоть какое-то объяснение воспринимать?

Любовь к мертвым в России имеет тот же градус, что и ненависть к живым.

Самые родовые русские черты: 1. Сделаю назло себе. 2. Все равно кто-то обо мне позаботится.

Россия, как всякая женщина, обожает силу, любит безрассудство, терпима к глупости, не любит ничего решать и ненавидит неудачников.

Сейчас время ликующей глупости. Всемирной.

Восхищение вызывают не просто точные движения. Восхищение вызывают быстрые и точные движения.

Суворов – выдающийся русский чань-буддист из школы Линьцзы.

Литература, как и дзэн-буддизм, делается без усилий, но с гигантской подготовительной работой.

Когда говорят о том, что культура в России сконцентрирована в театрах, журналах, союзах – небольших островках в океане варварства, то это неправда. Ее давно уже не было бы. Культура здесь рассыпана, как бисер, и она неуловима.

Человек стареет в 25 лет. Тот, кто проскочит этот возраст налегке, будет до конца весел и прыгуч.

Есть добрые: сделает добро, много, нерасчетливо, а потом упивается ответной неблагодарностью и бессердечием. Если получает добро в ответ – сатанеет.

Многие убеждены в том, что знание жизни – это умение ориентироваться в канализационных коммуникациях.

Разутые всегда бьют обутых. Так что, обутые, – обуйте разутых.

Человеку нужно меньше того, что ему нужно.

Зачем удивляться слепоте мира? Надо удивляться тому, что он хоть что-то видит.

Когда ты решаешь, что надо быть сильным, ты уже слаб.

Жизнь – это канонизация случайностей.

А ведь у меня были предки, жившие в одно время с Цезарем.

Мы удивляемся, глядя на океанские корабли, но почему-то не удивляемся, глядя на океан.

Все мы негодяи. Вопрос лишь в том, кто из нас тяготится этим обстоятельством.

На горе, где живет лев, шакалы любят льва с другой горы.

Ты можешь быть богоборцем, но у тебя заболел зуб и ты – говно.

Чем меньше пишешь про себя, тем больше получается о себе.

Сейчас мы участвуем в одном из колоссальных исторических экспериментов – может ли у народа отрасти отрезанная голова?

Почему карты предпочитают шахматам? Потому что они больше похожи на жизнь.

Можно наширяться, накиряться на всю жизнь. Но всегда наступает время разговора с возницей.

Может быть, какое-то говно и напоминает розу, но как быть с запахом?

Полная наивность подозрительна.

Излишняя опытность омерзительна.

Руки должны начать работать раньше, чем прикажет голова. Голова прикажет не работать.

Надо уважать любую бумагу и писать на ней вкрадчиво, ласково.

Если бы некоторые люди знали, как они смешны, они тут же умерли бы от огорчения.

Бумага должна быть не так плоха, чтобы ею пренебречь. И не так хороша, чтобы пожалеть испачкать ее чернилами.

Голодание учит труду.

Можно, конечно, оттянуться, можно расслабиться, но не до такой же степени, чтобы прийти без приглашения на переночевать, а потом дрыхнуть в проходной комнате до трех часов на глазах ненавидящих за это, шипящих и неслышных хозяев.