Антон Дубинин - Родная кровь

— Вставай, мальчик, — резко сказал факельщик. — Тебя ожидают на суде.

Принц спросонья захлопал глазами, как совенок; хоть убей, он не мог так с ходу понять, что происходит. Это явственно не был просто дурной сон: факел трещал, дымил и пах смолой так сильно, как может быть только наяву.

— Никуда я не пойду, вот еще! Я же сплю! — запоздало возмутился принц, делая попытку натянуть одеяло на голову. Факельщик бесцеремонно сдернул его, оставив королевское высочество съежившимся на простынях в одной белой ночной рубашонке до колен.

— Вставай, время не ждет. Ты должен пойти со мной.

— Кому это я должен? — наполовину возмущенно, наполовину — уже — испуганно воскликнул Арнольд. В первый раз за его десятилетнюю жизнь с ним разговаривали таким тоном, и принц внезапно почувствовал себя очень маленьким. Как будто он вовсе не особа королевской крови, а просто мальчик в коротенькой сорочке. Нельзя сказать, чтобы это новое ощущение ему понравилось. Произошла какая-то жуткая путаница, неразбериха, но все еще могло оказаться просто неправдой.

— Я тут никому ничего не должен! Я не хочу ни на какой дурацкий суд, кроме того, я болею! Отстаньте от меня!

Пришедший за ним протянул руку и легко, как младенца, выдернул его из постели. Чтобы не упасть, Арнольду пришлось ухватиться за балдахин. Теперь он стоял перед факельщиком, босой, встрепанный и злющий.

— Ты должен именем короля.

— Король — мой отец! Я принц! — отчаянно вскрикнул Арнольд, но возглас его разбился о спокойный и удивленный взгляд ночного вестника:

— Ты не принц, и твой отец не правит здесь. Идем, тебя ожидают.

— Я больной, — как последний аргумент, пролепетал Арнольд. Ему внезапно стало очень страшно. Будто он попал в середину сна, откуда невозможно выбраться. Он ущипнул себя свободной рукой за щеку — и даже зашипел от боли, но не проснулся. Лицо факельщика завораживало его: такое спокойное, безмятежное, может, даже и красивое — но уж очень не той красотой. Одежды воина были длинными, как у монаха, а рука — крепкой, как металл. Он покачал головой, не веря принцу, и Арнольд понял, что тот прав — у него и впрямь в кои-то веки ничего не болело. Даже сон слетел, как шелуха, а болезнь оставила тело полностью, будто ее затушили, как чадящую свечу.

— Дайте хоть одеться, — смиряясь от страха, прошептал мальчик. Ответом ему был отрицательный жест:

— Не стоит. Теперь это уже неважно.

Уже, вихрем пронеслось в голове у принца, что это значит — уже? Мамочки, неужели меня хотят убить? Может, замок захватили, пока я спал, и теперь мне конец? Почему ночью приходит такой страшный человек, и куда он меня хочет вести? Я не хочу, не хочу, подумал он, зажмуриваясь, и ему показалось, что он куда-то проваливается. Тут неподалеку раздался пронзительный крик, Арнольд открыл глаза — и увидел второго человека с факелом, который вел за руку его сестру. Агнесса мотала светлой головой, путаясь ногами в длинной ночной рубашке. Шаги ведшего для нее казались слишком широки.

Принц и принцесса встретились глазами. В свете двух факелов глазищи у обоих были огромные и очень испуганные. Два воина обменялись кивками и двинулись к дверям. Арнольд шел первым, не смея оглянуться, и плиты пола холодили его босые ступни.

По дороге они поняли, что не знают, куда их ведут. Замок, который двое детей облазили вдоль и поперек, как-то странно изменил свою форму и размеры: вот этой длинной анфилады, кажется, раньше и вовсе не было, а тот коридор должен выводить совсем в другую залу… В полной тишине они прошли галерею портретов, но с них вместо предков смотрели какие-то незнакомые, странные люди. Конная статуя непонятно кого (раньше ее не было, клянусь Богом, не было!) выступила в свете огня из-за поворота, проводила их взглядом. Арнольд хотел закричать — и не смог. Он слышал только свое прерывистое дыхание и тяжелые шаги того, кто шел у него за спиной. Этот факельщик даже злым не казался — он был никаким , и от этого больше всего хотелось заплакать. Потом Арнольд услышал, как хлюпает носом его сестра, и остановился, желая взять ее за руку. Страж, как ни странно, молча посторонился и дал ему подойти к Агнессе, и теперь процессия обрела несколько иной вид — один воин с факелом впереди, другой сзади, а в середине — двое детей, намертво сцепившихся руками.

Дойдя до огромной двери, обитой железом, передний страж остановился и трижды ударил в нее рукоятью факела. Несколько искр, шипя, скатились к ногам близнецов. Дверь беззвучно распахнулась, и яркий свет сотен свеч и светильников хлынул из нее. То была Зала Суда.

Один или два раза детям уже приходилось здесь бывать — когда король Альберт рассматривал дела особой важности, на которых требовалось присутствие всей королевской семьи. Места близнецов находились тогда в королевской ложе, для них ставили специальные высокие кресла. Но на этот раз их повели отнюдь не в ложу. Стражи проводили их до узкой деревянной скамьи за особой перегородкой, и это была скамья подсудимых.

Арнольд затравленно озирался, и ему казалось, что в зале нет ни одного знакомого лица. Одновременно все они кого-то ему напоминали, а народу собралось множество — шелест многих голосов носился меж драпированных алым стен, подобно шуму моря. Место Короля пустовало; на кресле обвинителя сидел некто в белом судейском парике, и его лицо тоже казалось смутно знакомым. Арнольд неожиданно понял, что у него кружится голова от страха, и поспешно сел на деревянную скамью — только чтобы не упасть. Ноги стали словно бы ватными. Агнесса, которую он невольно потянул за руку, опустилась рядом с братом и прижалась к нему. Скамья была очень жесткой сквозь тонкий шелк их ночных рубашек. Арнольд вдруг остро осознал, что сидит босой и почти голый под этими бесчисленными взглядами, на ярком свету — и ему стало жарко от стыда.

Судья резко встал. Что-то не так было у него с ростом, стоя он казался ненамного выше, чем сидя; но узнали его дети все же не раньше, чем он заговорил. Это был он . Лорд-мэр-генерал фон Коротыш.

Шум в зале моментально умолк. Два стража, уже без факелов, опираясь на блестящие мечи, замерли по две стороны скамьи.

— Обвиняемые Арнольд и Агнесса, встаньте!

Они поднялись, хотя ноги держали их с трудом. Они были очень маленькими и очень хорошенькими, похожими на какую-нибудь трогательную картинку вроде «Христианских детей в Колизее». Однако зал молчал, и все взгляды, на которые натыкались глаза близнецов, делались холодными и жесткими.

— Кто имеет в чем обвинить этих двоих, пусть скажет! — воскликнул ужасный фон Коротыш, указуя на них смуглой длинной рукой. На нем была судейская мантия в золотом шитье и квадратная черная шапочка. Если бы его видел король Альберт, он бы так и покатился от смеха. А может, и не покатился бы. В карлике-судье было что-то очень величественное, едва ли не королевское, а лицо казалось почти устрашающим.