Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

Все было хорошо в жизни ежика, только не мог он забыть, что ведь на самом-то деле он гордая и красивая птица, и тосковал по высокому небу. Все было благополучно и даже спокойно. Но сверлила его мысль о небе и полетах, не давая никак успокоиться и наслаждаться неспешным течением дней и сменой сезонов в Дальнем Лесу.

И в этой своей ипохондрии, а по-нашему, в нехитром, сермяжном и быстром переводе, в тоске неизбывной, забрел ежик в самую глубину леса. Завела его в эдакую чащобу та заветная тропинка, о которой уже давно шептались все окрестные ежики, бобры, выдры и даже горделивые и вредные выхухоли. Только совсем немногие смелые или отчаянные жители Дальнего Леса решались зайти в самую чащобу леса.

Среди этих обитателей далеких сказочных мест был и довольно неприметный по внешним размерам, но великий по степени мироощущения, исконный лесной житель по имени Константин. Он был самым младшим членом весьма заметного в лесу и в чем-то даже знаменитого семейства лесных суетливых выдр переменчивой капризности. Никогда не отличался Константин никакими творческими способностями и возвышенным полетом духа. Поэтому и жил он просто и конкретно, не забивая себе голову непрактичными несуразностями и громадьем непонятных теорем, аксиом и прочего ученого безобразия.

Так вот, именно этот выдренок Константин и утверждал, что захаживал он не раз в самую чащобу леса. Да и не просто так, из-за глупости выпендрежного натурализма и природокопательства, которые Константин презрительно отвергал. Нет, было у него особо важное дело, и даже видел чудодея-мага в облике длинноухого и откровенно пузатого зайца невероятных даже для сказочного и необычного Дальнего Леса размеров. Причем, несмотря на такую очевидную пузатую несуразность, был маг быстр в движениях и весьма умен. Конечно, к рассуждениям Константина об остром уме магического зайца все относились с понятной опаской, но ведь дыма без огня не бывает. Таинство истинного волшебства, так же как и все связанные с ним явления, были особенно притягательными для всех лесных жителей. Но в таинственного зайца, наделенного чудотворным даром, верили немногие из них.

Поэтому, хотя и слабо верилось в это, но, по словам Константина, этот загадочный и таинственный заяц однажды смог разрешить для выдренка главную жизненную проблему. Никто и подумать не мог, что у выдренка Константина, при всей его внешней незатейливости, бывают серьезные проблемы в его неспешно текущей и не балующей резкими поворотами лесной жизни. Но узнать о том, какую же проблему решил загадочный чудодей для выдренка по имени Константин, никто из жителей Дальнего Леса так и не смог…

Меж тем смеркалось. Ежик огляделся вокруг, ища заветную поляну магического зайца. Суетливый день уступал поляны и извилистые, быстро убегающие в самую чащобу тропинки медленно наступающей сумеречной поре исконного природного волшебства. Приходил вечер, истинное время отчаянных чудес, когда самое невероятное становится возможным. В это загадочное и таинственное время неясные и зыбкие тени добра и зла сплетаются в клубок сумрачных превращений.

Последние лучи заходящего солнца, с трудом пробившиеся в чащобу, осветили вековой необъятный дуб. То есть, сколько звери ни пытались, так никто и не смог его объять. Ни мысленно, ни, тем более, буквально. Ни словами, ни лапками, ни хвостами, ни хоботом, вообще никак. Да, по правде говоря, и не очень-то пытались — была у этого места слава странного и таинственного, почти волшебного.

Да и потом, честно пораскинув данным волею природы и великих богов мозгами, жители Дальнего Леса так и не поняли, с чего это зверю в нормальном и здравом рассудке, если он, конечно, не перепил березового сока или еще какого-нибудь облегчающего трудную лесную жизнь напитка, дающего магию и волшебную легкость преодоления невзгод, пытаться объять вековой дуб.

Вот и ежик, одолеваемый мыслями о странном дубе, задрал голову, пытаясь увидеть, где же дуб заканчивается, но так и не смог. В эту минуту ему искренне показалось, что растопыренные ветки патриарха Дальнего Леса уходили прямо в небо и протыкали его во многих местах, предвещая грядущую непогоду или какую-нибудь очередную природную несуразность особо вредного свойства. Меж тем частый гость сказочных мест, стремительный западный ветер из знаменитого семейства природных несуразностей с гордым именем Голдстрим, пролетая в небесах по неотложному делу или просто гоняя окрестные тучи разной величины и степени вредной стервозности, теребил ветки этого патриарха Дальнего Леса. Казалось, что как будто само небо начинало отчаянно плакать затяжным и тоскливым дождем. Да и помощники бога дождя и прочих осадков стояли настороже, предвидя очевидную неизбежность «мокрого». И «мокрое» не заставляло себя долго ждать, особенно в непутевые осенние дни прощания с теплом уходящего лета…

Наконец, когда ежик все-таки опустил взор с небес, он сам удивился нахлынувшей на него столь неожиданной и абсолютно не типичной для него меланхолии. Ежик вдруг отчетливо почувствовал, что кто-то внимательно наблюдает за ним. Так оно и было на самом деле. В следующую секунду ежик совершенно неожиданно наткнулся на внимательный и сердито-колючий взгляд неморгающих, глубоко посаженных глаз.

— Ну, здравствуй, друг колючий. Однако же, ждал я тебя. Причем, можешь мне верить или нет, ждал именно сегодня, с самого раннего утреннего часа появления дневного светила, — неожиданно громко и уверенно проговорил внушительного вида косматый серый волк, глядя прямо на ежика сверху вниз. — Догадывался я, понимаешь ли, что направит тебя перст судьбы, случай или еще какое-нибудь едкое нахлынувшее коварство. И предчувствие меня не обмануло. Было оно у меня с раннего утра, предчувствие прихода вот именно такого, полного колючих иголок дивного лесного жителя. Вообще-то, говоря по истинной правде, мало кто способен меня обмануть в этом сказочном лесу. Так с чем пришел ты сегодня, мой странный колючий брат, с добром или с чем еще?

— Ой!.. А у меня и не было никакого предчувствия. Обходит оно меня стороной, да и не верю я в особенные душевные трепетания и неистовое таинство дребезжания чувств. Поэтому обманывать и некому было, вот уж извините меня за это, — простодушно и немного испуганно выпалил ежик, не привыкший быть для кого-то колючим братом и другом одновременно. А потом он задумался.

У ежей Архипелага Сказок так бывает: неожиданный поток сознания, прорвавшийся наружу, заставляет их пораскинуть мозгами.

Ежик на самом деле силился вспомнить, что же он делал в момент появления дневного светила. Но так и не вспомнил. Не случилось, выпало это воспоминание из череды мгновений убегающего дня.