Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы. Часть II

Невилл остановился, задумчиво пожевал губами, продолжая сверлить меня холодными льдинками глаз. Чуть приподняв эмпатические щиты, пытаюсь уловить его эмоции, раз за разом натыкаясь на колючие иглы окклюментивных экранов, укутывающих пару с ног до головы. Да, с эмоциональной бронёй и артефактами у них всё в порядке. Рано я записал пухлика в подкаблучники, этот сам кого хочешь нагнёт и загонит, но вопрос требовал ответа:

— Нет, лорд Айсдрейк, — покосившись на невесту, Невилл сходу принял правила игры. Девушка выпустила наружу едва заметную эмоциональную волну, которую я бы интерпретировал в виде презрительно сморщенного носика в сторону жениха. Ого, это что, у них такие взаимные шпильки и развлечения за счёт окружающих? Спелись, касатики. — Не планирую. Хогвартс уже тысячу лет является школой и менять его статус я пока не вижу смысла.

Фу, баба с воза, кобыле легче. Я жуткий собственник и предъяви Невилл права на часть замка, пришлось бы выкручиваться. С одной стороны проще, когда Дамболдору пришлось бы купировать угрозу Лонгботтома, так как его права, по сути, неоспоримы и он признан всеми слоями магического общества. Позиция обезьяны, полоскающей шкурку банана в реке в ожидании трупа одного из тигров, которого пронесёт течением, мне импонировала своей привлекательностью. Хотя бабуля Невилла считается союзником Вальпурги и является одним из столпов фракции традиционалистов в Визенгамоте, но их показательно страусинная позиция и нежелание влезать в дела Хогвартса не оставляли мне иного выбора, как отойти в сторону в случае прямого столкновения Лонгботтомов с Дамболдором и Министерством за обладание замком. Как окунувшийся по самые ноздри в дерьмо, зовущееся политикой, я их понимаю. Старик и так дышит на ладан. Ещё год-другой и можно приходить на всё готовенькое. Спелое яблоко само упадёт в подставленные руки. Цимес в том, что трон под старцем шатает совсем не бывшая аврорша, грамотно ушедшая в тень Блеков, а те самые Блеки и некий Слизерин, шифрующийся до поры до времени.

— Ясно, — ухмыльнулся я. Пока некто пухленький в компании бабки и будущих итальянских родственников не видит смысла, я прихватизирую личное добро и на всё что не прибито гвоздями наложу лапу. Не будите спящего дракона! Вот не будите, всеми святыми заклинаю. Потом пусть возмущаются и догоняют ушедший поезд. Я ведь не зря его спрашивал и тот факт, что никому из окружающих не известно об Основателе в моих предках, не играет роли. Слово сказано и засвидетельствовано. А то, что «пока», так за «пока» бьют под бока. Своего не отдам, оно мне потом и кровью достается. А пока…, пока свернём разговор на нужные рельсы записного дамбиненавистника:

— Жаль. Ненавижу старика, было бы приятно сковырнуть его со школьного трона. Достал — сил нет. Полста лет глаза мозолит.

— Ах, вы с этих позиций, — рассмеялся Невилл. — Извиняюсь, здесь я ничем помочь не могу. Как я мог забыть о «любви» русских к нашему директору? Пятьдесят лет после войны прошло, а вы все тащите за собой её фантом и не отпускаете призраков прошлого.

— Скажите, Наследник Лонгботтом, сколько в той войне погибло простых англичан и английских магов? Не можете? А итальянцев? Тоже не можете? Зато я могу сказать, что русских погибло больше двадцати миллионов, и за спиной Гитлера стоял Гриндевальд, с которым трепетно дружил нынешний директор Хогвартса. В Союзе не осталось ни одной семьи и ни одного Рода, не потерявших хотя бы одного близкого человека. Вы мне сейчас предлагаете забыть и простить это? Вы серьёзно?

Невилл и Патриция стушевались, их стальные коконы дали ощутимые трещины, через которые пахнуло виной и неприкрытым смущением от допущенного ляпсуса.

— Тем паче это странно слышать от жениха той, чья семья на весь мир знаменита своей мстительностью и никогда никому не прощает обид, — бросив эту парфянскую стрелу, я ускорил шаг, быстро оторвавшись от парочки и сопровождающей их свиты.

Пусть подумают, пошевелят извилинами, как выкрутиться из этой мало приятной ситуации. Желая поддеть русского варвара, девочка показала норов, за что морально получила по носу, за компанию досталось её жОниху. Теперь им придётся извернуться с извинениями, чтобы подкатить ко мне. Я же теперь имею все основания демонстративно дистанцироваться от британской знаменитости. Имею право, так сказать. Сторонний наблюдатель с опытом мог бы сказать о намерено подведенной теме и разыгранной обиде, и он был бы прав. Мне не выгоден Наследник Хаффлпафф здесь и сейчас, пусть он варится в собственном котле как можно дальше от меня. Признаю, я — сволочь, почём зря выставившая хорошего парня в дурном свете. Не совсем, конечно, но тем не менее. С другой стороны, в войне и любви все… ну, вы понимаете. А Хогвартс — это тот пирог, делиться которым я не намерен, поэтому воюю за него всеми возможными и невозможными способами, которые возможно применять в рамках установленных ограничений и вынужденного инкогнито, наложенного на моё наследование Основателю.

До поляны я добрался без приключений, причём Влад и Семён уже были там, да не одни, замечу. Компанию моим знакомцам составляли ещё два парня и три девушки. Вскоре из леса показались остальные участники действа во главе с МакГонагалл и Каром, позади шотландцев семенил Флитвик, за которым, отдуваясь словно морж, шёл старина Слагги, за ручку которого держалась Септима Вектор. Весело перешучиваясь, на поляну вывалила толпа гриффиндорцев. Как-то незаметно все выстроились в круг и я оказался между МакГи и русско-болгарской компанией. Будто сам собою загорелись костры, выстрелил искрами в темное небо центральный, самый большой костёр. Минервы острым ножом очертила на земле круг вокруг главного кострища. Взявшись за руки и читая молитвы, волшебники пошли посолонь. Праднество длилось и длилось, захватив меня с головой. Читая напевы, я чувствовал, как истончается граница миров над нами, как благосклонно принимаются мои дары. Волшебники и духи с восторгом наблюдали да мгновенным поглощением ярким пламенем собственноручно зарезанных кроликов и барашка. Красноспинные языки жадно поглотили вино, хлеб и кружку эля. Сами собой испарились из корзины орехи, фрукты и овощи. Сотни духов, прорвав завесу, опустились на поляну.

Отойдя к дальнему костру и чувствуя звонкую родственную нить, я, словно маяк, притянул к себе несколько ярких призраков, среди которых, с удивлением, узнал родных стариков из старого мира. Баба Маша и дед Михаил, улыбаясь, смотрели на меня. За их спинами, пряча ехидную усмешку за полупрозрачной рукой, висел призрак статного волшебника в блеклой изумрудной мантии.

— Бабушка, дедуля, — вмиг осипшее горло не желало выпускать слова наружу. Призраки подлетели поближе… — Спасибо, Салазар.