Somber - Горизонты

— Ага. В Мамочке есть примесь крови клейдесдаля [49]. Мне прямо-таки будет жаль Папочку, когда она его настигнет, — ответила Блюбель. Вытащив тряпку, она протянула её мне, и я стёрла с себя грязь, которой она меня заляпала.

— Он и в самом деле мёртв. Я это видела, — обеспокоено нахмурившись, произнесла я.

Она пожала плечами.

— Может и так. Но до этого он уже подделывал свою смерть. Его перемалывало в фарш, взрывало, испепеляло… однажды мы опоздали на бой, и все до единого говорили, что в него попал некий инопланетянский луч, оставивший после себя полноразмерную статую, сделанную исключительно из Засахаренных Яблочных Бомбочек. Эта гадская штуковина была просто объедение. — Я изумлённо уставилась на неё, и она, усмехнувшись, продолжила: — Так что, да, я это вот к чему — если трупа не осталось, то тебе, наверное, не стоит верить в свои надежды.

— Он… подделывал свою смерть? — с трудом произнесла я.

Она, улыбаясь, кивнула.

— Вообще-то, он делал это каждый раз, когда хотел сбежать от Большой Мамочки. Но она всегда возвращала его обратно. Тем не менее, когда это случалось, приходилось носить в ушах затычки. От их ебли земля движется.

Я задумалась на мгновение, пытаясь представить… у неё же там настоящая пещера… Ай, забудь!

— Слушай, я должна найти Глори. А ещё генерала Шторм Чайзер. И Вельвет Ремеди. Но сперва Глори. — Она непонимающе уставилась на меня, и я добавила, чувствуя лёгкое раздражение: — Серая пегаска, что была со мной! Выжившая при взрыве космического центра Луны!

Блюбель лишь пожала плечами.

— Понятия не имею. Мы заняты битвой. Полагаю, что она в больнице или ещё где. — Затем Блюбель наклонилась, пристально глядя мимо меня. — И… эм… у тебя есть другая проблема.

Моя грива зашевелилась, как только я это почувствовала.

— Сколько их? — спросила я, перейдя на шепот.

— Усе до единого, — ответила она.

Обернувшись, я увидела, что она была права. Все пони в квадратном дворе Университета, перешептываясь, смотрели прямо на меня. И в каждом взгляде сквозило что-то своё. Благоговение. Гнев. Страх. Страсть. И даже печаль. Но кое-что было у них общее: все они чего-то от меня ожидали. Чего-то невыразимого, что могла дать им только я, но никто из нас не знал, чем это может быть. У меня мгновенно пересохло во рту, когда я рассеяно смахнула свисающий с уха огромный комок соплей. Я знала, что должна гордо стоять перед ними, как делала это Сестра, но хотелось лишь одного — убежать и спрятаться. Когда они заснут, я найду способы помочь каждому из них, одному за другим. Никто не пострадает. Никого не изгонят на луну…

К несчастью, я, похоже, лишилась дара речи. Посмотрев на тряпку, Блюбель плюнула на неё и стёрла с моей щеки часть позора.

— Что ж, удачи. Я бы предпочла сразиться с ордой киборгов.

— Забери меня с собой, — прохныкала я, пока она уходила. А затем подняла голову настолько гордо, насколько могла. Я пройду в точности так, как несколько месяцев назад во Впадине Бримстоуна. С чувством собственного достоинства. Я пошла вперёд, и, не смотря на скученность, они освободили для меня проход. И пока я шла, многие из них протягивали копыта, чтобы коснуться меня, не неприлично, а чтобы убедиться, не иллюзия ли я.

— Принцесса, — слышала я снова и снова. — Она вернулась. Она спасёт нас.

Спасу. Я же могу. И спасу. Я бы сказала это вслух, но меня останавливал страх перед одним вопросом:

А смогу ли?

Внутри здания мне стало легче, так как в маленьких помещениях пони уделяли больше внимания раненным, нежели мне. А их было немало… У врачей закончились кушетки, и им пришлось укладывать пациентов на столы, порой по двое-трое на каждый, а столы ставить друг на друга. Медикаментов не хватало. У многих пони вместо бинтов были прокипяченные тряпки. Единороги изо всех сил старались помочь зебрам лечить пострадавших, однако, в сложившейся ситуации, лучшая их помощь ограничивалась передачей стакана разбавленного водой виски.

— Так это правда, — пронзил воздух резкий голос у меня за спиной. Я обернулась и увидела знакомую серо-русую единорожку. Я ее еще никогда не видела Триаж настолько потрепанной: на голове повязка, а на почерневшем роге все следы магического выгорания. Её халат представлял собой месиво из пятен коричневого и красного цветов с их многочисленными оттенками. Однако я благодарила богинь за то, что ниспослали пони, чье отношение ко мне не изменилось вообще!

— Состояние Глори…

Вдруг Триаж начали звать на помощь. Она сжала веки и стиснула зубы, сигарета в уголке рта дрожала.

— Все в порядке, — быстро сказала я. — Просто скажи, где я могу ее найти.

Она смотрела на меня с секунду, затем оглянулась посмотреть на двух сестер, которые пытались не дать кишкам жеребца покинуть живот. Мне показалось или у нее на глазах проступили слезы?

— Ебаное ХМА, — она загребла проходящего мимо единорога. — Ты! Молчи и слушай.

— Я личный помощ… — начал было пресно и со странным акцентом говорить единорог.

— Да мне плевать. Видишь её? — резко сказала она, указывая на меня копытом. — Отведешь в триста первый кабинет. Это последний этаж. Дальний конец коридора. Отвечай на все её вопросы.

Затем она посмотрела на меня, ее взгляд затронуло какое-то новое чувство — беспокойство.

— Догоню, как только разберусь с ним, — и она рванула со всех ног к жеребцу.

Странного единорога, казалось, не волновали ни я, ни весь тот хаос, что творился вокруг нас.

— Сюда. Лифты не работают, — сказал он занудно. Уж и не знаю, в нем ли самом была проблема или… во всем этом. Он заметил мой взгляд и тихо вздохнул: — Прости. День длится целую вечность. Мне не хватает лифтов.

Я посмотрела на его видавший виды ПипБак и сделала предположение, что он бывший житель Стойла.

— И не говори. Сегодня утром я еще была единорогом, а теперь посмотри на меня, — сказала я с маленькой улыбкой, в то время как его лицо сохранило прежнюю мину.

— Мазаль тов [50], — ответил он, поднимаясь на второй этаж. На этом этаже было меньше криков, но больше тихих стонов и плача. Затем мы проследовали на третий этаж. — Итак, думаю, ты хотела бы узнать о состоянии пациентки?

— Точно, она в порядке? — спросила я с той же улыбкой, но уже выражающей беспокойство.

— Она получила дозу в тридцать Грэй. Развилась острая лучевая болезнь. Как следствие — рвота, тошнота, сильная диарея, мигрень, лихорадка, нарушения в работе ЦНС, утомление, шок.

Ага. Ну я уже через это проходила.

— Но вы же даете ей Рад-Икс и Антирадин, да?

— Мы вывели радионуклиды из ее организма, — сухо сказал он.