Somber - Кобыла-охранница

— Ну, берегите себя, — сказала я, вставая со стоном. Я посмотрела на то, что я экспроприировала у охотников за головами, попутно напевая себе под нос, и поскакала к выходу. Весь мир качался, а я пела и качалась ему в ответ.

Тут я услышала, как Сломоног сказал другому:

— Она ещё тот херов монстр, когда напьется.

— Заткнись! Хочешь, чтобы она вернулась?!

— Ох, Селестия, прикончите меня. Пристрелите меня немедленно, — простонала я, растянув лицо по матрасу. После столь удачной зачистки разграбленного музея (в том числе и от нежданных налётчиков) и возвращения своих вещей, я должна быть вполне довольна собой. Однако, я вернулась в Капеллу изрядно пьяной. Крестоносцы, которые прошлой ночью обнаружили меня, горланящую пьяные песни, сейчас, наверное, решили воспользоваться моим похмельем, и принялись болтать друг с другом на ушераздирающем уровне громкости.

— Три крышки за патрон, — твёрдо заявила кобылка за прилавком, — или стреляйся своими. Священник может и уменьшит твои мучения задаром, но у меня здесь не богадельня.

«Эта юная леди однажды возглавит Искателей.»

По выражению лица Священника можно было сказать, что эта сцена его здорово забавляла.

— Ах, эту цену мы платим за благодать Селестии.

— Вылечи меня. Прошу, вылечи, — взмолилась я.

— Я уже, когда ты вернулась… с концертом, — ответил он с легкой усмешкой. — Что же ты чувствуешь теперь, когда твоё тело преподало тебе урок о том, что излишнее количество алкоголя не есть хорошо?

— Что моё тело полный отстой, — простонала я, свернувшись калачиком и обхватив свой пульсирующий череп.

— Ну не скажи… — спокойно ответил он, и я открыла один глаз, чтобы взглянуть на единорога. «Он что, только что заигрывал со мной? Это разве не запрещено у духовенства?»

— Независимо от обстоятельств, я благодарен, что ты пощадила тех двоих. Твоё милосердие говорит о тебе больше, чем твой гнев.

— Священник. Я думаю, что кастрировала одного из них, — пробормотала я и села. Он взглянул на прилавок и попросил бутылку чистой воды. К моему огорчению, торгашка левитировала её без лишних вопросов об оплате. По её угрюмому виду можно было с уверенностью сказать, что мне не стоит даже надеяться на подобное обхождение.

— Ну что же, малое милосердие всё же лучше чем его отсутствие, — кашлянув, произнёс он, прежде чем подняться. — Предлагаю тебе немного освежиться на открытом воздухе. Прогуляться под дождём. Очистить свой разум.

— Как там твои пилигримы? — спросила я, глядя на него снизу вверх, стараясь не обращать внимания на стук в голове. Похоже, что эти телекинетические пули влияют на мою многострадальную черепушку не лучше, чем спиртное. Сейчас я не могла даже бутылку ко рту левитировать.

— Они скоро уйдут, — тихо и печально произнёс он. Думаю, он хотел с ними провести побольше времени.

— Прости, наверное, не так часто тебе приходится кого-нибудь провожать? — произнесла я, оторвав зад от матраса, взяв бутылку в копыта и немного отпив. Простая вода… без радиации… без пузырьков… конечно она поможет не умереть от обезвоживания, но где, я спрашиваю, вкус?

— Наоборот, очень даже часто, — загадочно ответил единорог, прежде чем покинуть здание.

— Гррх, еще один загадочный жеребец. Почему самцы не могут просто сказать, что их беспокоит? Зачем все эти та- ААААЙ -ны… — прохныкала я из-за очередного приступа головной боли. — Тупое похмелье. Тупой мозг.

— Десять крышек за воду, — неожиданно подала голос малышка за прилавком.

— Чего? Ты ведь ему воду выдала! — запротестовала я, указав копытом на дверь.

— Но выпила-то её ты. Десять крышечек! — завопила кобылка во всю силу своих легких.

«Эта мелкая барыжка когда-нибудь скупит Пустоши. И каждая крышечка на земле будет у нее в копытах. Это лишь вопрос времени.»

Не хочется это признавать, но от прогулки на свежем воздухе мне стало только лучше. Дождь был с привкусом железа. Вряд ли он шёл на пользу моему организму, но он помог моему воспалённому мозгу. «Запомни: музеи, академии и другие учебные заведения не идут на пользу таким пони, как ты, Блекджек.» Я рысью шла в направлении местной часовни, как вдруг застыла на месте, увидев надгробия.

Множество каменных надгробий, стоявших ровными рядами среди пожелтевшей травы. Я даже примерно не могла сказать, сколько их здесь. Тысячи? Десятки тысяч? Куда ни глянь, одни ряды могил, и из-за высокой травы я не могла точно сказать, где это кладбище заканчивалось. Было видно, что этим кладбищем не раз пользовались даже после войны. Мгновение поколебавшись, я медленно пошла через него. Имя. Раса. Дата рождения и смерти. Гравюра с изображением кьютимарки. Короткая эпитафия на каменном надгробии: «Любящий отец», «Заботливая мать», «Самый лучший сукин сын», «Верный друг».

Никогда раньше не видела ничего подобного вживую. Нет, я не о смерти. Скелетов в Пустоши я видела более чем достаточно. Но только когда у скелетов появились имена, мне стало не всё равно. Для меня эти мертвецы стали значимы.

В Стойле Девять Девять, когда ты умираешь, то практически исчезаешь без следа, как будто тебя и не было никогда. Смерть лишь раздражала жителей Стойла, потому что им приходилось заниматься размножением и обучать тех, кто заменит умерших. А трупы скидывались в машины для переработки отходов, вместе с остальным органическим мусором Стойла. Утилизировались. Перерабатывались. Смешивались с водорослями, грибами, дрожжами и подавались на стол пони-пекарями в виде чипсов и переработанной еды. Технически это не было каннибализмом; не было никаких остатков пони в твоей еде. И я не ела ногу Дакт Тейп. Так все и было: ты живешь в Девять Девять, а потом исчезаешь. «Просто не думай об этом.»

Я прошла так далеко, как могла, читая надписи на могилах. «Лучше бы я смотрела на небо, чем представляла себе давно ушедших пони,» думала я, идя по сырой жёлтой траве.

Местная часовня видела времена и получше. Невооруженным глазом было видно, что её не раз пытались разрушить, но кто-то каждый раз чинил строение. Даже побелкой прошёлся по доскам. Я почувствовала себя нежеланной гостьей, тихо войдя внутрь капеллы.

Моему взору предстали два ряда истрёпанных матрасов, лежащих на полу для прихожан часовни, и балкон у дальней стены. Большая часть окон была заколочена, но кто-то нашёл время и силы на реставрацию одного окна из цветных стёкол («витража», если не ошибаюсь), с изображением принцессы Селестии, поднимающей солнце (прямо как пегас на кьютимарке Священника). Развернувшись, я увидела над дверью ещё один витраж, на этот раз со спокойной и уверенной принцессой Луной. Что-то в нём успокаивало меня.