Пока смерть не разлучит нас (СИ)

— Я поручаю тебе организовать мои похороны!

***

— Встать! – скомандовал властный голос, принадлежавший никому иному как паше Бали-бею.

Велев страже отпереть дверь, он шагнул в темную комнату, лишённую окон и какого-либо источника освещения. Тусклый свет, ворвавшийся в непроглядную тьму с приходом Бали-бея осветил пленников — несколько мужчин, оборванных и оголодавших, лежали вповалку у стены на продранном соломенном матрасе. В них с трудом можно было узнать тех франтов, что полгода назад отправились в крестовый поход.

Ступив на землю Азии, участники похода перестали тратить драгоценное время на бритье и предельно мало внимания уделяли своему внешнему виду. Изможденные долгим переходом, страдая от удушающей жары, недостатка воды и провианта, они выглядели удручающе. Некоторые из их товарищей, не выдержав тягот похода, полегли по пути; большинство лошадей тоже пали.

Время от времени крестоносцы получали помощь деньгами и пищей от братьев по вере — как от местных христиан, так и от оставшихся в Европе — но по большей части им приходилось добывать пропитание самостоятельно, разоряя земли, через которые пролегал их сложный путь. Военачальники крестового похода продолжали оспаривать друг у друга главенство, однако, ни один из них не обладал достаточным авторитетом, чтобы взять на себя роль полноценного лидера.

Подойдя к стенам Константинополя, небольшой отряд, к которому относился и Младший, отправили в разведку. Возвращаясь с добытыми сведениями о неприятеле, они попали в засаду. Они сражались яростно, не щадя противника, но когда их осталось всего лишь четверо, военачальник, командующий отрядом мусульман, предложил им сдаться.

С большим трудом разобравшись в наречии, Младший понял смысл его слов и опустил оружие, приказав то же самое сделать своим спутникам. И теперь они сидели взаперти, ожидая неизвестности, гадая, какая участь им будет уготована.

— Наш повелитель предлагает вам, как доблестным воинам, стать орудием воли Аллаха в нашей праведной борьбе с неверными, — сказал паша. — Иначе вас ждет рабство, работа в каменоломнях и медленная смерть.

Переглянувшись, лотарингцы уставились на Младшего, который понимал язык тех, кто держал их в плену.

— Нам предлагают сменить веру и снова стать воинами, чтобы теперь сражаться против христиан, — донес общий смысл сказанного молодой барон.

— Нет! — рыцари пришли в ужас. — Как мы можем, когда мы получили эту веру с рождения?

— Иначе вас ждёт рабство и каторга, — жестко сказал Младший. — Тяжелая работа под палящим солнцем и скудная пища. Думайте.

— А вы, барон? Как поступите вы? – спросил самый молодой из лотарингцев, совсем еще юноша. Он рвался в этот поход, мечтая прославиться, и даже представить не мог, что мечты обернутся таким исходом.

— Я? – усмехнулся Младший, — Я думаю головой и не настолько держусь за веру, чтобы ворочать кайлом с утра до ночи.

***

Нишапур. Персия. 1126 год.

Двое мужчин ввосседали на ковре у низкого столика, заваленного свитками — всецело погруженные в работу, они высчитывали и записывали столбцы цифр, время от времени сверяясь с предыдущими записями.

В более молодом мужчине, облачённом в скромные одежды, с трудом, но можно было узнать Младшего — благородную бледность сменил бронзовый загар, а на фоне тёмного лица светлые глаза смотрелись особенно необычно. Многие называли их «глаза-кинжалы», намекая на острый ум и проницательность их обладателя.

— Учитель, — почтительно произнес Младший, пододвигая свиток к собеседнику и подчёркивая нужное место, — здесь я нашел ошибку в расчетах. Нужно заново проверить то, что мы закончили вчера.

— Не может быть, — устало прикрыл глаза рукой мужчина с окладистой седой бородой, — я был уверен, что там точно не может быть ошибки, — тяжело вздохнув, он скрутил свиток и предложил:

— Давай прервемся и выпьем чаю.

Они вышли в залитый солнцем сад, куда молодая жена хозяина дома вынесла пиалы и пузатый глиняный чайничек.

— Это дорогое удовольствие, учитель, — заметил Младший.

— Если уважаемый Ал-Хазани живет отшельником и отказывается от даров, то это не значит, что я не могу угостить моего любимого ученика и друга благословенным напитком, — усмехнулся Омар Хайям. – История о том, как ты отослал назад вознаграждение султана в тысячу динаров, в честь окончания составленного тобой «Продуманного зиджа султана Санджара», обросла легендой. Ты проделал огромную работу по составлению хронологических таблиц мусульманского лунного календаря, персидского и сирийского солнечных календарей, лунно-солнечного еврейского календаря согдийцев и индийцев, и после этого живешь все в том же маленьком доме и не принимаешь даров, что дает тебе наш повелитель!

— Я уже говорил, что у меня есть десять динаров, а мне на жизнь требуется три динара в год, — Младший пожал плечами. — Семьи у меня нет, а из домашней живности — одна кошка. По соседству живет вдова, которая приходит убирать в доме и стряпает. Мне достаточно и этого.

— Ты настолько же умен, насколько и дерзок, — пряча улыбку, признался старик.

— Мне не дано изменить суть своей природы, — улыбнулся в ответ Ал-Хазани, щурясь от яркого солнца, что ласкало его своими лучами, пробиваясь через осыпанные цветами ветки деревьев.

И это было так. Даже приняв другое имя и веру, внутренне он оставался неизменным — глубокое удовлетворение от работы мысли ничуть не уступало азарту от сражений, а вся неуёмная энергия ушла на написание трактатов, проведение точнейших расчетов и составление таблиц. Младший нечасто контактировал с людьми, за редким исключением, теперь полностью отдавая себя науке.

— Немногие смогли бы жить так, как ты, мой друг, — Хайям отпил из пиалы. — Без жены, без друзей... Но твой трактат о «Весах мудрости», посвящённый тому, как взвешивать грузы и в воздухе и в воде послужит людям в практичных целях. Жаль, что я этого не увижу, — прибавил он.

— Ваше имя, учитель, останется в веках, — возразил ученик. — Ваша мудрость и проделанный вами труд, продолжив работу с алгеброй Эвклида, вызывают у меня восхищение. А ваши рубаи... они исполнены мудрости, — он продекламировал:

"Кто битым был, тот большего добьётся.

Пуд соли съевший, выше ценит мёд.

Кто слезы лил, тот искренней смеётся.

Кто умирал, тот знает, что живёт".

Младший задумался, глядя в пространство, и учитель невольно залюбовался красотой юноши, который только на первый взгляд казался молодым.

— Кто умирал... — тихо повторил Младший.

— Расскажи мне, каково это? – попросил учитель, перед этим оглянувшись, не подслушивает ли кто их разговор.

Младший смотрел на дно пиалы, наблюдая за медленными движениями чаинок, а потом вздохнул: