ColdMaltern (Maltern) - Несколько сюрпризов от Принцев

Гарри оглушено молчал.

- Малфой готовил французов долго. А сейчас у нас - точнее, у Мартеля - есть отличный повод развязать войну. По нашей вине погибла бывшая гражданка Франции. Ты только посмотри, как мы хитроумно заманиваем к себе французов и убиваем их. От Лепринц и кусочка не оставили… Разумеется, официально Лепринцы присоединились к французской оппозиции.

- Неужели другого выхода нет? - Гарри обнаружил, что его голос сел.

Но это было сущими пустяками. Война начнется! И от него снова ничего не зависит. Остается только принять эту войну с гордо поднятой головой, выйти, как и прошлый раз, на арену самому, чтобы не быть вытолканным туда рассерженной толпой…

Но Гарри хотелось стать страусом и зарыть голову в песок.

- Посуди сам… - Дилекта говорила еле слышно. - Или мы ляжем под Мартеля, или дадим ему отпор в открытом столкновении. Он сильнее на своем поле. А его поле - дипломатия. Наше - сражение. И нам надо победить, потому что историю диктуют победители. Для всего мира все будет именно так, как скажем мы… Но только после того, как победим.

Дилекта не отводила взгляда от одной точки. Драко был погружен в собственные раздумья. Северус и Кингсли молчали.

А Гарри очень хотел послать все куда подальше, и вот сейчас, прямо сейчас уйти из Министерства и забиться в угол где-нибудь на Северном полюсе или в ущельях Тибета. Потому что то самое «долго и счастливо», о котором мечтал Гарри, сорвалось. Он готов был сделать, что угодно, но что угодно бы не помогло. Потому что у Гарри снова был только один выбор: сражаться самому или сражаться по приказу.

Гарри, не раздумывая, бросился бы в бой за свою страну - не страшно. Но Северус?.. Гарри был уверен, что его тоже вытолкнут в битву - хотя, разумеется, нет, Северус сам не станет сидеть в стороне. Он же «не такой трус»… А Драко? Ему-то все это за что? Он же Малфой, он тепличный, он гораздо слабее Гарри! Конечно, все, что не убивает нас, делает нас сильнее, но Гарри боялся, что любой следующий шаг может стать для хрупкого аристократа последним.

И что будет с Гермионой? Нет сомнений, что Кингсли не отправит ее обратно во Флер-де-Круа. Гарри только надеялся, что подруга не перемудрит со своими действиями. Как же хорошо, что она сейчас в особняке!.. Хоть бы только она не рванула к Виктору…

Все хранили напряженное молчание.

Где-то за много миль отсюда Люциус Малфой, бывший Упивающийся Смертью, который несколько раз чуть не отправил Гарри на тот свет, мог вальяжно восседать в мягком кресле и вести на первый взгляд непринужденную беседу со сливками французского общества. Далеко-далеко (впрочем, не как далеко, как хотелось бы), маленькая уязвимая человеческая фигурка силой одного только своего разума вершила судьбу двух государств послевоенной Европы. И Гарри искренне переживал за Люциуса, потому что он был пусть и ужасной, но надеждой пятерых собравшихся в кабинете британского Министра магии волшебников. Был единственным ключом к меньшему из двух зол.

И Гарри боялся, что Малфой не справится. В каждую секунду что угодно может пойти не так, как было задумано человеком - Гарри неоднократно убедился на собственной шкуре, что судьба преподносит самые разные сюрпризы в самые неожиданные моменты. Потом, спустя много времени, эти подарки рока могут казаться закономерными и предвидимыми. Но пока ты балансируешь на канате над пропастью, не думаешь, откуда подует ветер. Просто боишься его и продолжаешь идти, зная, что если двигаться вперед, то появляются какие-то призрачные шансы на успех, а если стоять на месте, то рано или поздно канат точно не выдержит.

Люциус же ходил даже не по канату - по лезвию ножа. И Гарри хотелось по старой магловской привычке скрестить пальцы - за то, чтобы у Малфоя получилось дойти так, как он шел. Не только потому, что тот был единственной надеждой Великобритании, а еще и потому, что Люциус был отцом Драко, умным и талантливым магом, другом Северуса, ехидной презрительной сволочью, которая просто не имеет права на то, чтобы умереть - потому что Упивающиеся остались в прошлом. Вместе с Авадой, лесом Дин, смертью Седрика, Дамблдора, Сириуса и Нарциссы ненависть к Малфоям осталась в прошлом. В настоящем же был Гарри, который молча гадал, что там может происходить, и отсчитывал минуту за минутой.

И тишина не нарушилась ни одним звуком. Потому что вместе с Гарри еще четыре мага пытались представить, что творится во Франции - почти в другом мире - и считали минуты. И Гарри был благодарен им за немое единодушие.

* * *

Новости от Люциуса появились уже почти ночью.

Кингсли обнимал сидящую у него на коленях Дилекту. Гарри крепко сжимал ладонь тихонько покачивающегося из стороны в сторону Драко, прислонившись затылком к животу стоящего позади Северуса. Неожиданно Министр резко сорвал с пальца золотое кольцо-ободочек - все взгляды тут же обратились к нему. Выдернув из-под стопки документов чистый лист, Кингсли уронил кольцо поверх. По листу расползлись золотые буквы:

«Этой ночью. Надежда. 250 миротворцев. Объявление войны завтра»

Драко вскочил и сжал край пергамента, впившись в буквы глазами. Дилекта устало опустила затылок на плечо любовника. Гарри уловил, как Северус чуть громче, чем обычно, выдохнул. И наверняка на миг закрыл глаза, представил Гарри.

Вот все и решилось. Люциус справился. Завтра начнется война.

Но Гарри не чувствовал по этому поводу ничего особенного. За то время, пока в молчании тянулись бесконечные часы, что-то изменилось для всех. Исчезли какие-то невидимые преграды. Гарри чувствовал душевное родство с каждым, кто находился в кабинете. С Дилектой, которая позволила себе не выглядеть сильной, с Кингсли, который с понимающей готовностью прижал к себе любимую женщину, с Драко, наплевавшим на маску бесстрастия и подсевшим к Гарри. С Северусом - который молчаливой защитой стоял за спиной Гарри. Не отвергая Драко.

И теперь Гарри чувствовал только благодарность к Северусу и потребность поддержать Драко. Известие о войне уже не помещалось в его «эмоциональном диапазоне», как когда-то сказала Гермиона. Где-то внутри Гарри не отпускала тревога, но он не мог сказать, с чем конкретно она связана. Просто тревога, ожидание чего угодно в любой момент. В семнадцать лет Гарри успел привыкнуть к подобному ощущению, и теперь оно вернулось на свое место.

Гарри до зуда захотелось срочно увидеть Гермиону. Она же еще ничего не знает…

А сейчас начнется поистине бесконечная ночь. Гарри мог дать руку на отсечение, что у Кингсли уже готов план, что сейчас он достанет из стола и развернет пергамент с вариантами развития событий, и всем придется вникать в безучастные слова. Безучастные - потому, что никакие слова не способны правильно передать угрозу наступающей войны. Слова могут рассказать о будущем, но не могут передать того, что случится с людьми. Наверняка среди всех вариантов (один хуже другого) найдется тот, который попадет в десятку. Кингсли - великолепный тактик. Но страх перед началом, отчужденную решимость перед смертельной опасностью, хладнокровный выбор жертвы за победу, выворачивающую наизнанку совесть и изнуренную опустошенность - все это можно только почувствовать.