Serpensortia - Фанфик Everything I am

— Луна, — говорю я, сажусь перед ней на корточки и беру в руки безвольную ладонь, — Луна, а помнишь, как ты доказывала, что журнал твоего отца стоит десятка газет вроде «Пророка»? Помнишь, как Рита Скитер писала свое интервью, а потом Амбридж бегала по школе и пыталась отобрать его?

Я сознательно делаю ей больно. Я хочу, чтобы она хотя бы всхлипнула. Видеть это бесслезное отчаяние невыносимо.

— Помню, — улыбается Луна, — я еще удивлялась, что ты интересуешь людей больше морщерогого кизляка. Это было странно.

— А помнишь, как ты сказала, что фестралов вижу не только я, а потом мы летели на них, и остальным казалось, что они мчатся в пустоте? — это воспоминание вызывает во мне эхо прежней боли, мы летели к смерти Сириуса, неотвратимо и скоро.

Луна продолжает отсутствующе расправлять складки юбки. Она больше не улыбается и молчит, все больше отдаляясь в этом молчании. Ее ладонь бессильно лежит в моей руке. Я поднимаю глаза к Гермионе, спрашивая помощи. Она стоит, прикусив верхнюю губу, и выглядит сейчас очень взрослой. Надо как-то вывести Луну из болевого шока, молча пытаюсь сказать я, и Гермиона кивает:

— Я понимаю, Гарри, — Луна даже не шевелится, словно ее нет здесь, реплика проходит мимо слуха. Гермиона замахивается и коротко бьет ее по щеке, так, что Луна вздрагивает всем телом и механически хватается за лицо:

— Вы что? — Это так по-детски, так беспомощно, что я скриплю зубами, а Гермиона заносит руку второй раз. Луна смотрит на нее с испугом: — Не надо, не надо… Гарри! — Она соскальзывает с бревна и прижимается ко мне, прячет лицо. А потом начинает обиженно всхлипывать. Я глажу ее по светлым волосам.

Постепенно всхлипы переходят в рыдания, не самые сильные, но достаточные для того, чтобы начать ощущать мир вокруг себя. Ладонь Гермионы ложится мне на локоть, и я поднимаю глаза:

— Угу?

— Вот, — подавленно говорит она, протягивая небольшой пузырек, — дай ей. А то, боюсь, от меня не примет.

— Ты молодец, — говорю я шепотом, обнимая Луну, все еще плачущую, но уже затихающую.

— Куда уж там… — она вздыхает и садится на древесный ствол, подпирая голову руками. Трет лицо, потом смотрит на нас, сидящих на траве: — успокоительное возьми.

— Сейчас. Луна, — говорю я осторожно, — ты должна кое-что сделать. Ты сможешь.

— Что? — ее голос абсолютно безжизнен, но это лучше, чем надрывное веселье последнего получаса.

Я не глядя протягиваю руку, и Гермиона вкладывает в нее пузырек:

— Выпей это.

— Зачем…

— Просто выпей, — Гермиона присаживается рядом, и Луна с недоверием косится на нее, — там только хорошие травы.

— Гермионины лекарства плохими не бывают, — подтверждаю я.

И они всегда на травах…

— Зачем… — слабо противится Луна, и я решительно говорю:

— Открывай рот. Давай.

Это срабатывает, она послушно осушает небольшую склянку, и Гермиона немедленно убирает ее за пазуху.

— Откуда у тебя с собой? — негромко говорю я, — ты же не успела никуда сбегать?

— Это мое собственное, — неохотно отвечает Гермиона, — экзамены на носу.

Ну да, а тут еще с Роном сложности.

— Спасибо, — говорит Луна внезапно и дотрагивается пальцами до ладони Гермионы. Та с недоумением разрешает взять себя за руку. — Я знаю, ты хотела как лучше.

Гермиона вздыхает, но смотрит по-прежнему прямо и открыто:

— Больно щеку?

— Нет, все в порядке. Правда. Ребята, — она прижимает ладони к вискам, — я теперь осталась совсем одна… Только двоюродная тетка в Монтане. Я не хочу ехать в Америку. Меня же не могут заставить?

— Конечно, нет, — говорю я, — ты будешь учиться в Хогвартсе до окончания. Не бойся.

— Это хорошо. А то я ее почти не знаю… Как мне теперь жить? У меня был только отец, — она выглядит растерянной, а по щекам текут медленные неудержимые слезы. Луна не вытирает их, и капли падают на юбку, оставляя темные пятнышки. Мы сидим молча, позволяя ей говорить, и сквозь сочувствие горю у меня пробивается слабое чувство успокоения. По крайней мере, она не наглотается таблеток и не надышится лютневидок. Я тоже терял. Я знаю, что это такое. Но с этим можно справиться и жить… если ты не один.

— Ты не будешь одна, — в такт моим мыслям негромко говорит Гермиона, — конечно, жаль, что мы на разных курсах и факультетах, но это в конечном итоге неважно. Ты не будешь одна, честное слово.

На мгновение я задумываюсь, как будут обстоять дела с этим обещанием, когда Гермиона и Рон помирятся. Но сейчас загадывать бессмысленно. Поэтому я поднимаюсь на ноги, отряхивая брюки от приставших травинок, и поднимаю Луну. Гермиона встает без моей руки, легко и быстро, а Луна — еле-еле, словно после приступа рыданий ее покинули все силы.

— Ее надо отвести в замок, проводить до гостиной и передать с рук на руки, — шепчет Гермиона, пользуясь тем, что Луна поправляет растрепанные волосы и воротник форменной блузы.

— Это что, должен сделать я?

— Гарри, она тебе больше доверяет, — отводит глаза Гермиона, — пожалуйста, давай это будешь ты.

М-да.

— Ладно, — я пожимаю плечами, — в Хогвартс так в Хогвартс.

* * *

На пороге рэйвенкловской гостиной Луна оборачивается ко мне:

— Спасибо, Гарри. Дальше я сама.

— Подожди, — напряженно говорю я, — можно войти с тобой? На минуту.

— Конечно, — она не кажется удивленной. Называет пароль. Это целая фраза, которая заставляет меня усмехнуться. «Любопытство сгубило кошку». Шутники в Рэйвенкло учатся, ничего не скажешь.

Мы входим в гостиную, такую же как наша, только отделанную в других тонах, и на меня обращаются взгляды. Не более удивленные, чем взор, которым одарил меня их портрет-привратник, но все же. Я осматриваюсь по сторонам и вижу Падму, беседующую с Чу. Это удача.

— Падма, — окликаю я, и секундная тишина наполняется прерванными разговорами и шепотками. Рослая черноволосая девушка подходит ко мне:

— Да, Гарри?

— Пожалуйста, отведи ее в спальню и проследи, чтобы она легла и укуталась, — прошу я, отведя рэйвенкловку на два шага в сторону и следя краем глаза за потерянно стоящей Луной, устало сгорбившей плечи. Падма внимательно смотрит на меня, потом кивает с неожиданной симпатией во взгляде:

— Конечно. Не проблема. Все будет нормально.

— И хорошо бы кто-нибудь посидел с ней, пока она не заснет, — продолжаю я, не обращая внимания на то, что к нам начинают прислушиваться, — она уже приняла успокоительное, так что это недолго.

Я опускаю, что успокоительное было сделано Гермионой и наверняка по отысканному где-нибудь малоизвестному рецепту. Это необязательно упоминать. Здесь нас и так не слишком любят. Чу прожигает мне взглядом дыру в спине, но Падма реагирует совершенно спокойно:

— Хорошо, не волнуйся. Я за всем прослежу.