Svengaly - Красноармеец Горшечников

- Гарька, доставай наган, и скрутим гада, - проговорил Улизин. - Винтовка-то испорчена, не выстрелит.

Лохов снова рассмеялся, театрально выпятив грудь; его палец нарочито медленно надавил на спусковой крючок… раздался грохот, острый, вязкий запах пороха заволок комнату. Когда дым рассеялся, друзья увидели, что Лохов неподвижно лежит на полу. Его лицо, руки и грудь были иссечены; остатки куртки пропитались кровью.

- Говорил же, разорвёт возле вмятины, - равнодушно сказал Ромка. - Вишь, у самого патронника?

Гарька присел на корточки, нащупал бьющуюся жилку на шее Лохова.

- Подох?

- Жив ещё.

- Вот незадача! - огорчился Ромка. - Зачем его лечить? Всё равно шлёпнут. Добей ты его.

- Нельзя, - Горшечников вздохнул. - Не следует нарушать принципы революционной законности. К тому же, сам подумай: мог он на коленке карточки нарисовать? Нет. Стало быть, есть сообщники.

Лохов застонал.

- Сбегай на улицу, приведи первый же патруль. Загнётся раньше времени, а его ещё допросить надо.

Ромка ушёл. Гарька стащил с Лохова обрывки куртки и перевязал ими раны бандитского поэта, чтоб не истёк кровью. Через четверть часа Улизин привёл нескольких чоновцев. Одного из них, по фамилии Фокусов, а по имени Финист, Гарька знал: как-то разговорился с ним в приёмной Шмелёва.

- Вот гад! - выразился Финистов, разглядывая карточки. - Ребятишки в детдомах от голода пухнут, а эдакие твари наживаются на ихнем страдании. Всё, валетик, спета твоя контрреволюционная песенка.

* * *

Фильченко сказали, что винтовка погибла при задержании Лохова.

- Беда ходит за бедой, а удача - за удачей! - радовался Ромка. - И винтовку Фильченко выдал, и портупею новую, и даже ругаться не стал! Думаешь, Златоверхова расстреляют?

- Обязательно, - утешил товарища Гарька. - Вот какие случаи бывают, Георгина - обличье у Лохова соколье, а сердце воронье. Враг не дремлет; нельзя и нам ни на миг терять классовой зоркости.

Георгина молча ворочала добытые Фильченко ящики, выискивая патроны к любезному своему «максиму».

- Женскому полу простительна некоторая политическая недальновидность, - проговорила Пассинария Поликарповна, поглядывая на букет лилий, уже привядший в крепком ромкином кулаке.

- К слову о зоркости, - Чернецкий ехидно улыбнулся, - я который раз уже примечаю, как вы, Роман Аркадьич, предпочитаете ночами проникать в свою спальню через окно. Или это не ваша спальня?

- Это, Серафим, тебе мерещится от общей неудовлетворённости организьму. Поведение моё самое платоническое! - Ромка ткнул букетом Чернецкому в физиономию. - Вот цветочков принёс, а чтобы непристойность какую задумать - не в моих это обычаях! Я к барышням со всем пролетарским уважением, даже если они из бывших. И они сами не против были, скажите, Пассионария Поликарповна?

Барышня Попорыкина, краснея, подтвердила.

- Ну чего ты? - прошептал Горшечников окончательно сникшей Георгине. - Пусть себе хороводится с этой курносой, если охота. Ты же сама говорила, что окромя товарищества между вами ничего теперь быть не может.

- Не в том дело, Гарька. Хотя, конечно, барышня эта так себе и Улизина недостойна. Просто… почему-то одним в жизни везёт, а другим - никак.

- Не родись красивой, а родись счастливой, - вспомнил Горшечников.

- Как ты думаешь, я красивая?

Гарька посмотрел на Георгину: волосы дыбом, на щеке - пятно копоти.

- Нет, - честно сказал он. - Делакур красивая, а ты так - ничего себе.

- Ты, Горшечников, дурак, - проговорила Георгина кисло. - И живёшь, как дурак, и женишься, как дурак, и таких же дураков нарожаешь.

- Это почему? - опешил Гарька.

- Потому, - Георгина бросила ящик едва не на ноги Горшечникову, и пошла прочь.

Гарька захлопал глазами:

- От чудная! Может, за Златоверхова обиделась? Так ведь он бандит. Товарищ комиссар!

- Горшечников, как ты умудряешься везде успевать? - спросил Ксаверий почти ласково. - То подслушает, то подглядит, то карточку за печкой найдёт…

- А у него, товарищ комиссар, есть бурка-невидимка, - захохотал Ромка.

- Лучше б у него была скатерть-самобранка, - сказал Храпов мечтательно.

- И пулемёт-самозаряжалка, - подхватила Олёна.

- Разыгрались, - проворчал Снейп. - Уши-самоттрывалки ему б не помешали.

- Вот самокрутка у меня уже есть, - сказал Гарька. - И напрасно вы, товарищи, шутите. Наши советские учёные непременно придумают бурку-невидимку, чтобы использовать её для борьбы с мировой буржуазией и помощи зарубежным революционерам.

- Хмуров, одолжи чемоданчик, - попросил Улизин тихонько.

- Зачем?

- Тонька просила литературу отнести до одного товарища.

- Берите, - разрешил Хмуров, не распознав вранья.

- Для чего нам чемодан? - спросил Гарька.

- Улики складывать.

- Сколько у него тех улик - воз?

- Бери-бери, пригодится.

* * *

С утра внезапно задул норд-ост; июльская жара вмиг спала, затрещали под напором ветра деревья. Все разбрелись по своим комнатам. Гарька с Ромкой тихонько выбрались на улицу, взяли извозчика.

- А если он дома?

- Среди дня?

- Что мы хозяевам скажем? А вдруг он женат?

- Что ты заладил - «вдруг» да «если»! - произнёс Гарька с досадой. - Определимся на месте.

Мокрый ветер бил в лицо, отломленные ветки несло по мостовой. Калитка предательски скрипнула, но во дворе дома, в котором снимал комнату Нагинин, не было ни души.

- А где хозяйка вот этого дома? - спросил Гарька у проходившего мимо мальчика. Тот вздрогнул, прижал к себе свёрток, который держал у самой груди.

«Пайку получил», - подумал Горшечников.

- На рынок ушла.

- Она комнаты не сдаёт?

- У неё есть жилец, в Чеке служит, - мальчик нырнул в соседнюю калитку.

Гарька, небрежно посвистывая, вошёл во двор, Ромка за ним.

- Гляди в окно, которая комната его.

- Вроде здесь.

- Отойди, - Ромка раскрыл перочинный нож, поковырялся, распахнул створки.

Норд-ост ворвался вместе с ними; от его ударов пошатывалась керосиновая лампа на сундуке, стучали по карнизу торопливые капли. Ромка встал у окна, наблюдая за дорожкой.

Гарька принялся обшаривать комнату. Приподнял подушку, заглянул под узкий топчан, аккуратно застеленный серым солдатским одеялом. Над кроватью на гвозде висела деревянная вешалка с подплечиками, сейчас пустая. Самое интересное, несомненно, скрывал сундук, однако ключа к висячему замку нигде не было. Гарька задумчиво положил руку на железную печку и удивился: металл оказался тёплым. Он наклонился, открыл дверцу.

- Смотри, зола!

- На то и печка, - рассудительно сказал Ромка.

- Кто же летом топит? - Рукоятью шашки Гарька поворошил потухшие угольки и точно: выудил из-под пепла обгорелый листок.

«… принимаем ваши условия. Однако должны предупредить: в дальнейшем повышение денежного содержания вам придётся отрабатывать более рьяно. Товарища своего вы убили не из стремления помочь Нашему Делу, а только лишь из опасения перед человеком, по вашей же собственной неосторожности ставшим свидетелем вашей встречи с Квирреллом; вменять себе в заслугу то, что вы от него избавились, по меньшей мере…»