MarInk - With the sun

Эльфам всё было ясно, и Драко с облегчением избавился от их назойливого внимания. «Торжественное освобождение и всё последующее оставим как крайнюю меру. Очень уж не хочется трупы по углам собирать, честное слово… что я, Филч, что ли, чтобы мусор подчищать?».

Слизеринец медленно шёл по коридорам, вспоминая. В детстве он не раз блуждал в этих самых коридорах помногу часов. За это Драко попадало от Люциуса (ясное дело, наследника-ослушника закладывали портреты предков, потому что, как и Люциус, чей портрет после смерти тоже должен был где-то тут ожить, они считали совершенно недостойным истинного Малфоя бродить ночами по собственному дому), поэтому маленький Малфой очень быстро выучил основные маршруты: детская - столовая - отцовский кабинет - гостиная - учебные комнаты и обратно, во всех вариациях. А остальную часть дома изучал по вечерам и ночам, когда уже никуда гарантированно не мог опоздать; ещё с тех пор, кстати, он приучился к полному отсутствию режима дня и привычке спать, когда получится, а не когда хочется. Он помнил эти переходы большей частью залитыми лунным светом сквозь изысканные витражи французских окон и полными невнятных сумрачных пятен - это многочисленные ловушки и подвохи, встроенные в дом на случай появления незваного гостя, почтительным веером теней приветствовали того, в чьих жилах текла кровь Малфоев. Все эти ловушки были магическими, ясное дело. До маггловских ухищрений не унизится ни один чистокровный маг… Драко широко, неприятно ухмыльнулся, вспомнив вечера, проведённые в обнимку с Гарри и блюдом собственноручно приготовленного картофеля фри перед экраном телевизора. Чисто маггловская вещичка, зато какая забавная, и у Гарри к ней нежная привязанность - так почему бы и нет?

«Хорошо, что Люциус мёртв», - решил сын, никогда не видевший в своём отце отца, а не некий недостижимый идеал (а позднее - того, кто собственной фатальной жизненной ошибкой обрёк и своего ребёнка носить клеймо приспешника Вольдеморта). «Даже странно, что такой скользкий тип, как он, так легко попался кучке Авроров и дал им себя убить», - задумчиво добавил внутренний голос. «Не каркай», - шикнул на него Драко. «Ты суеверен?» - изумился внутренний голос. «Если окажется, что ты таки накаркал, то я буду уже не суеверен, а всего лишь с развитым шестым чувством», - огрызнулся Драко, заворачивая за угол и переходя из основной части дома в крыло, где по традиции располагались комнаты наследника. «Так ты всерьёз веришь, что Люциус, чьё тело ты собственноручно забирал из морга при Аврориате, может воскреснуть специально для того, чтобы объяснить, как ты его разочаровал?» - с интересом спросил внутренний голос. «Заткнись», - посоветовал ему Драко мрачно. И так настроение, как у Гриндевальда4 в мае сорок пятого…

А вот и комнаты, где Драко прожил одиннадцать лет и где неукоснительно проводил лето, а иногда - и Рождество, пока учился в Хогвартсе. Вот из этого окна в предрассветную сырую мглу улетал Уроборос, неся коробочку с Многосущной вещью. А в этом кресле юный Малфой пытался не плакать, комкая в кулаке второе письмо от Гарри - до сих пор обивка в чернилах, расплывшихся от слёз Драко. Особо въедливые чернила, что ли? С руки отмывались, как самые обычные… Наверно, эльфы просто решили, что «хозяину Драко» ударило в голову заняться дизайном собственной мебели, и отмывать не посмели. Эльфы - они и есть эльфы, что с них взять.

Драко погладил серебристую в тёмно-синих пятнах ручку кресла и подошёл к окну, на подоконнике которого провёл много часов, читая, дымя сигаретами и просто думая. О Гарри, разумеется. Слизеринец не мог припомнить времён, когда он сосредоточенно и долго размышлял о чём-то в свободное время, кроме зеленоглазого чуда в перьях. Они были так давно, эти времена… ведь любого из поколения самих Гарри и Драко (а также все последующие поколения, м-да…) воспитывали на сказках о Злом Лорде и Мальчике-Который-Выжил. Клумба с фиалками под окном, постоянно бомбардируемая окурками, вконец зачахла после того, как её перестали ими закидывать, несмотря на то, что эльфы ухаживали и за садом - должно быть, так привыкла к пеплу, что не смогла жить без него. Драко зажёг сигарету, но её вкус показался ему затхлым, и он выбросил её на привычное место почти целой.

В тумбочке у кровати он нашёл свою любимую книжку, затрёпанную почти до дыр в то убийственное лето перед седьмым курсом: «Сонеты» Шекспира. Маггловская книжка, сплошь о недостойных истинного Малфоя чувствах… Драко старательно прятал её, но перед отъездом в Хогвартс в последний раз забыл её дома. Он раскрыл её, почему-то потрясённый и растерянный, и страницы, взметнувшись с шелестом, сами застыли на том развороте, над которым Драко летом просиживал часами с остекленевшим взором.

- Язычником меня ты не зови,

Не называй кумиром божество.

Пою я гимны, полные любви,

Ему, о нём, и только для него5, - тихо прочёл Малфой вслух, и непрошеные слёзы хлынули наружу.

Он выплакивал свою боль, своё непонимание, одиночество, страхи, все до одного. В прошлый раз - так уж вышло - он выплакивал их на груди Гарри; тогда, у озера, ночью.

А сейчас Гарри не было рядом, и Драко точно знал, что гриффиндорец не появится внезапно, как было тогда, и эта мысль превратила рыдания в судорожные вдохи и выдохи - ни на что больше слизеринца не хватало. Хотя книгу он не выпустил - наверное, потому, что пальцы свело так, что миндалевидные светлые ногти глубоко вонзились в обложку.

Все комнаты содержались эльфами в образцовом порядке; единственное, специфический запах нежилых помещений был не вытравим никакой уборкой. Покои Люциуса - покои главы рода. Драко остановился, рассматривая их. Как действующий Лорд Малфой, он обязан был занимать именно эти комнаты, согласно Кодексу. Впрочем, согласно этой маразматической книжечке он не должен был делать практически ничего из того, что натворил за весь последний год, так что, Драко всего лишь полазил по тумбочкам и комодам - из неудовлетворённого детского любопытства. Маленьким блондину всегда хотелось узнать, что обожаемый недосягаемый папа хранит в них, но даже приближаться к личным вещам Люциуса ему было строго-настрого запрещено.

Ничего особо интригующего там не содержалось; чьи-то визитки, фамильные украшения, фолианты, посвящённые тёмной магии, пилочки для ногтей - целая коллекция, томик Омара Хайяма [«Очень напоминает, как я прятал Шекспира…»], какие-то ракушки и старый-старый англо-английский компактный словарик. Разве что маленькая коробочка, размером с ноготь мизинца, привлекла внимание Драко, да и то только потому, что одна лежала в целом ящике. Он повертел в руках безделушку, восхищаясь филигранной точностью всех деталей восточного сундучка, украшенного позолотой, серебром и какими-то надписями - не то витиеватым почерком латынь, не то вообще арабская вязь. Обычной Алохоморой шкатулка не открывалась, и Драко рассеянно сунул её в карман - вскрыть не удастся, так хоть полюбоваться на досуге.